Источник

– Если пчела приносит столько добра, а ее преследует такой смертельный враг, как эта птичка… – Он проследил взглядом полет очаровательного хищника и увидел, как он, перехватив пчелу, которая возвращалась с грузом цветочной пыльцы, ловко оборвал ей крылышки. – А что, если и у нас где-то в небе есть враги, которые только и ждут, чтобы напасть на нас? – Снова помолчав, он наконец облек в слова ту проблему, которая мучила его мать: – А что, если и у дождя есть свой дух? Или у солнца? Что тогда будет с нашей пшеницей?

Вторая особенность природы задала мальчику еще более трудный вопрос. Кипарисы, высокие и стройные деревья, что тянулись вдоль поля, черными пиками торча в небо, были просто прекрасны, и птицы любили гнездиться в их небольших, но густых кронах. Каждый год на них вызревал урожай маленьких, размерами с ноготь большого пальца, шишек. Каждая из них состояла из девяти плотно пригнанных друг к Другу чешуек, скрывавших под собой семена. Ни восьми, ни десяти чешуек никогда не попадалось, всегда девять. Это не могло быть случайностью. Какой-то дух, таившийся в кипарисе, хотел, чтобы шишки были именно такими, и, если это верно по отношению к дереву, почему так же не может вести себя поле, на котором зреет зерно? Или сама пшеница?

Мальчик с матерью продолжали, задумавшись, сидеть на солнце, когда мимо них, блеснув в небе сверкающей искоркой, пролетел поедатель пчел и исчез меж кипарисов, которые продолжали стоять молчаливыми стражами. Мучительная мысль не давала мальчику покоя. Мысль, которую было трудно сформулировать, но от которой он не мог отделаться. Мимо, поклевывая семена, прошествовала тройка хохлатых жаворонков, и, когда они исчезли, он посмотрел на кипарисы и сказал:

– А что, если дух, который делает такие красивые шишки, живет не в кипарисе? А что, если дождь льет или проходит мимо не потому, что дождь так хочет… – Мысли эти завели его в слишком далекую и туманную область, чтобы он мог в ней разобраться, и он стряхнул их с себя, но тревога, которую они вызвали, никуда не делась.

Было бы неправильно утверждать, что, открыв искусство возделывания земли, они открыли для себя все эти страхи, поскольку семья Ура давно была знакома с обыкновенными страхами. И когда какая-нибудь женщина в пещере была готова разродиться, жена Ура испытывала страх, ибо знала, что в такие минуты можно умереть. Она помнила ту мрачную ночь, когда Ур в болотах потерял охотника, убитого вепрем. Его дочь услышала далекий крик вестника «Он мертв!» и подумала, что погиб сам Ур. И она испытала страх. Но те опасения, которые сейчас испытывала семья, были совсем иного рода. Они рождались из неторопливого, но крепнущего понимания взаимоотношений между человеком и окружающим его миром, из гнетущих подозрений, что, может, вещи не так просты, какими они кажутся в хороший осенний день, когда созревшее зерно еще прячется в тугих колосьях, а из леса доносится трубный рев оленей. Снова и снова сверкающие крылья поедателя пчел носили его взад и вперед по вади, заставляя мать и сына терзаться мыслями – а не послана ли эта птичка какими-то неведомыми силами предупредить человека, что те опасности, которые угрожают пчелам, могут обрушиться и на поля и дома. И как-то утром, когда зерно уже было готово к жатве, Ур внезапно вскричал:

– Вот оно!

– Что? – спросила жена, с опаской глянув на него.

– Мы попались. Мы тратим всю энергию на зерно.

– Что значит – попались? – спросила она, испытывая нехорошее подозрение, что Ур понял источник ее страхов.

– Все зерно у нас в одном месте. И оно легко может пропасть.

– Ты имеешь в виду солнце? Или огонь?

– И их тоже. Или дикий кабан перекопает поле.

Она с откровенным страхом посмотрела на мужа, потому что Ур был знающим и толковым охотником, которого все уважали. Так что к нему стоило прислушаться. И более того – он мог найти слова, чтобы выразить те растущие страхи, которые испытывали она с сыном, ибо это уже стало правилом жизни в их семье: чем активнее они воплощали какой-то замысел, тем более уязвимым он становился. Частично справившись с природой, они теперь стали ее жертвой.

– Что мы можем сделать? – тихо спросила она.

В эту минуту сын Ура смотрел на радужную молнию крохотного хищника, порхающего среди кипарисов в поисках добычи.

– Если бы мы знали, – заметил он, – как заставить дождь и солнце понять, что нам нужно.

Но семья никак не могла придумать, как этого добиться, и ближе к вечеру они догадались, что враг может обрушиться с другой стороны, потому что над Кармелем уже клубились грозовые тучи. В сопровождении вспышек молний и громовых раскатов тучи ползли на север. Первые тяжелые капли дождя прибили пыль и забарабанили по плоским камням. За ними последовали и другие, и скоро с неба рухнула стена воды. Она заполнила вади, и меж деревьев закружились мутные желтые водовороты.

– Она подступает к дому! – закричал Ур, видя, что, если поток продолжится, поле, возделанное его женой, будет смыто.

– Буря карает нас за то, что мы похитили дикое зерно, – застонала жена, видя, как кипящие струи воды ползут к ее полю.