Источник

Жизнь, которую они вели по указаниям ребе Ицика, отличалась от образа жизни других евреев Цфата. Обращала на себя внимание их одежда; в своих длинных черных сюртуках они напоминали какие-то архаичные привидения. Они носили бороды, не снимали черные кипы и упрямо предпочитали ходить сутулясь, как было свойственно для них в дни убогого существования в гетто. Обыденная жизнь во многом походила на ту, что вели евреи Цфата четыреста лет назад, – с частым посещением синагоги и строгим соблюдением законов питания. В Шаббат, который начинался ближе к вечеру пятницы, они подчеркнуто старались держаться в стороне от остального населения Цфата – эта маленькая группка богобоязненных евреев, живших вокруг старой мастерской ребе Заки.

Нельзя было разжигать огонь и пользоваться светом. Запрещено было готовить пищу и использовать транспортные средства. От дома разрешалось отходить не дальше чем на две тысячи шагов и ничего не нести с собой; если человек был простужен и нуждался в носовом платке, его следовало повязать на запястье и считать просто куском материи, но нельзя было отдельно держать его в руках. В этот день Шаббата мужчина даже не имел права отнести свой талес в синагогу. Дети из общины ребе Ицика особо отличались от сверстников длинными изящными пейсами перед ушами и квадратными талесами, которые они надевали через головы и носили под рубахами. В соответствии с Торой, данной Богом, на краях талесов были кисточки-цицит: «Скажи детям Израиля и предупреди их, чтобы они сделали узелки по краям своих одеяний… чтобы, видя их, они вспоминали все заповеди Господа и блюли их».

Но, властно требуя соблюдения такого образа жизни, ребе Ицик все же не страдал высокомерием; так, он никогда не считал себя достаточно мудрым, дабы истолковывать Божью Тору. Он постоянно чувствовал необходимость изучать Талмуд, находя там указания, которые вот уже более полутора тысяч лет объединяли евреев; и каждый день, кроме 9 Аба, когда они скорбели о потере Иерусалима, всю ночь читая плач Иеремии, взрослые мужчины воджерской группы собирались в синагоге, дабы изучать Талмуд. А поскольку все жили за счет благотворительности, поступавшей из-за границы, мужчины имели возможность сидеть вокруг ребе, слушая, как он истолковывает абзацы из массивного тома. Один из воджерских евреев как-то написал в Бруклин: «В мечтах я так и представлял себе рай: зимним вечером в Цфате сидеть в синагоге, когда снег покрывает землю, мерцает лампада, а наш ребе истолковывает Талмуд».

Ребе Ицик знал эту великую книгу буквально наизусть, и члены его общины любили хвастаться: «Вот что может наш воджерский ребе. Ты берешь Талмуд и протыкаешь булавкой любые шесть страниц. Стоит нашему ребе лишь взглянуть на первую страницу, он закрывает глаза и говорит, через какие одиннадцать слов прошла твоя булавка». Талмуд, по которому он жил, содержал ответы на любую существенную проблему, хотя в середине XX столетия их порой приходилось то тут, то там подправлять и вытягивать, чтобы они обрели вид законов, но он никогда не избегал этого, ибо обнаружил, что некоторые факты на Удивление современны: «Ребе бар Мехасиа говорит от имени ребе Хамы бен Гориа, который говорит от имени Раба: если все моря превратятся в чернила, и все тростники станут перьями, и все небеса пергаментом, то и этого не хватит, дабы описать весь бюрократизм этого правления».

Но самой главной особенностью, которая отделяла ребе Ицика и его группу от остальных евреев Цфата, была их твердая решимость никогда и нигде не пользоваться ивритом, кроме как при отправлении священных обрядов. Из Торы и Талмуда они извлекли убеждение, что иврит станет обыденной речью только после пришествия Мессии, а до этого времени он должен оставаться языком лишь религии; и в подтверждение этой уверенности ребе Ицик указывал: «Обратите внимание, что в самом Талмуде только Мишна, закон Бога, написана на иврите. Гемара, объяснения простых ребе – на арамейском. И то, в чем отказывает Талмуд, в том мы отказываем тоже».

Так что вне стен синагоги воджерские евреи пользовались только идишем и считали оскорблением, когда кто-то обращался к ним на иврите. Случалось, ребе Ицик распекал тех, кто пытался заговорить с ним на этом языке. Он дошел до того, что запрещал своим последователям ездить на поездах, потому что они принадлежали английскому правительству, и посему билеты были напечатаны на иврите, на арабском и английском языках.

Пока Палестина оставалась в руках англичан, странности группы ребе Ицика не доставляли хлопот. В Иерусалиме некоторые евреи, точно так же убежденные в необходимости подчиняться Талмуду, случалось, забрасывали камнями машины «Скорой помощи», которые осмеливались работать в Шаббат, но в воджерской части Цфата улочки были такими узкими, что ни одна машина не могла въехать в них, так не было и повода для нападок. Но в 1948 году, когда замаячила возможность создания еврейского государства, возникли и проблемы.