В ту же ночь «давидка» открыл огонь. Как Багдади и предвидел, неуклюжие мины издавали в полете ужасающие звуки и, должно быть, пугали арабов, но особого вреда не приносили, потому что летели кувыркаясь и взрыватель часто не срабатывал. Евреи, обслуживавшие «давидку», нашли выход из положения, который не на шутку перепугал Багдади: перед выстрелом они вставляли в нос мины отрезок бикфордова шнура и спичкой поджигали его. Затем срабатывал капсюль, и пылающий «куль с картошкой» взмывал в воздух. Если он втыкался в землю носом, то взрывался. Если нет, то его взрывал бикфордов шнур. Первые два выстрела сработали. Но Багдади беспокоило другое: «Что, если капсюль не сработает, и эта «картофелина» останется в стволе – с горящим фителем?» Минометчик Пальмаха показал на девушку: «Если это случится, она подбежит и выдернет фитиль. Надеемся, она успеет». Девушке было лет шестнадцать.
Бесполезность «давидки» стала ясна, когда арабы выкатили на позиции несколько настоящих орудий и стали крушить тяжелыми снарядами еврейский квартал. Результаты были ужасающими, потому что при взрыве мощные английские снаряды разносили в куски дома, сложенные из камней и глины, и их ошметки разлетались во все стороны. Несколько их обитателей были похоронены заживо. Выжившие, высыпав на улицы, набрасывались на пальмахников с криками: «Пока вы тут не появились со своим «давидкой», арабы нас не трогали!»
Ребе Ицик, шествуя по узким улочкам, провозглашал: «Это Божья кара непокорному народу!» И когда арабы усилили обстрел, в еврейском районе снова воцарились мрачность и обреченность. Его обитатели не знали, что Тедди Райх готовится к вылазке, которая заставит замолчать орудия. И в этот критический момент Райх получил поддержку с неожиданной стороны.
В эти последние дни в Цфате дал о себе знать ребе Гедалиа, чернобородый мужчина с болезненным желтоватым цветом лица и спиной согбенной от долгих часов сидения над Талмудом. Он был замкнут, и в нормальных условиях от него вряд ли можно было дождаться помощи, но, всесторонне оценив ситуацию, он пришел к выводу, что у евреев есть шанс создать свое государство в Палестине – но только если святой город Цфат останется в их руках. И благочестивым евреям своей синагоги он дал указание, полностью противоречащее словам ребе Ицика: «Идите и помогайте бойцам. Делайте все, что они от вас требуют, ибо с Божьей помощью они победят».
Он и сам появился среди пальмахников, советуя Тедди Райху, Бар-Элю и другим:
– Вы не должны думать, что каждому из вас противостоит сорок врагов. Потому что большинство арабских солдат не верят в то, за что они воюют. Какое дело иракцам и сирийцам до Цфата? Они хорошие вояки и, я уверен, хорошие люди. Но это святое место – не их дом. Он наш.
Как ребе Гедалиа и говорил, закаленные молодые бойцы черпали силу в его цитатах из Торы, которая была для них не столько религиозной книгой, сколько историческим трудом. «Моисей, Учитель наш, предвидел дни, когда его евреям придется штурмовать холм, чтобы взять такой город, как Цфат, и он произнес: «И ты скажешь в сердце своем: народы эти больше, чем я; как смогу я рассеять их? Но не должен ты бояться их, ибо вспомнишь ты, что Господь Бог твой сделал с фараоном и со всем Египтом».
Но мере приближения дня штурма он цитировал обещание Господа своему народу: «И поразишь ты своих врагов, и падут они перед тобой от меча твоего. И пятеро вас обратят в бегство сотню, а сотня вас поразит десять тысяч». И при этих словах на его худом бледном лице сорокалетнего человека светилась неколебимая уверенность в победе евреев.
Днем 9 мая, когда казалось, что арабская артиллерия готова окончательно подавить все еврейское сопротивление в Цфате, Тедди Райх в последний раз собрал своих ребят, которым предстояло штурмовать высоты, где засели арабы. Спокойно и уверенно он еще раз напомнил тактику действий и посоветовал всем как следует выспаться.
– До восьми часов, – тихо сказал он, после чего сам улегся на полу и заснул.
В последний раз встретилась и старая команда Иланы: Бар-Эль, Багдади, Готтесман и Веред Евницкая. Илана на скорую руку приготовила поесть и внимательно присмотрелась к мужу.
: – Ты выглядишь усталым, Готтесман.
– Так и есть, – признался ветеран. – Как я хочу, чтобы она кончилась, вся эта война.
– Готтесман! – засмеялась Илана. – Да она и через несколько лет не кончится. После того как возьмем Цфат, рассядемся по грузовикам и спустимся к Иерусалиму, а оттуда пойдем на Газу.
Муж понурил голову.
Багдади лишь хмыкнул, представив, какое изумление ждет арабов, засевших в полицейском участке:
– Должно быть, они верят, что эти бетонные стены навсегда защитят их. Пусть только дождутся, когда сработает динамит!
– Думаешь, что сможешь взять его? – подняв голову, спросил Готтесман.
– Конечно! – закричал еврей из Ирака. – А ты разве не думаешь, что возьмешь развалины на самом верху?
– Нет, – сказал Готтесман.
Багдади не удивился этому признанию. Подтянув стул, он положил пухлые ладони на стол.