Источник

«Брашов, Румыния

3 сентября 1964 года

Раввинам Иерусалима

Насколько я понимаю, этот удивительный документ, вчера полученный мной, гласит, что моя невестка Ципора Цедербаум, чей муж скончался, не может снова выйти замуж, пока я не подпишу документ, подтверждающий, что я не хочу жениться на ней и что она имеет право выходить замуж за другого.

Кроме того, я понимаю, что, находись я в Иерусалиме, моя невестка, услышав, что я не хочу жениться на ней, была бы обязана снять с меня обувь и плюнуть мне в лицо.

Сейчас двадцатое столетие, и, прими я хоть какое-то участие в этом средневековом обряде, власти в Румынии были бы совершенно правы, посчитав меня идиотом. Я отказываюсь подписывать эти глупости и советую вам тоже забыть о них.

С отвращением Леви Цедербаум».

Кюллинан сложил письмо и подумал: «Об этом я и писал».

– И что ты теперь можешь сделать? – спросил он Ципору.

– Ничего, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду – ничего?

– Поэтому я и пришла к вам, – объяснила она. – После такого письма я ничего не могу сделать.

– Ты хочешь сказать, что всю жизнь так и будешь незамужней… хотя есть человек, который хочет жениться на тебе и поддерживать тебя?

– Да, – просто ответила она.

– Это бесчеловечно.

– Таков закон, – сказала она, запихивая бумаги обратно в сумку.

– Черт бы его побрал, этот закон! – взорвался Кюллинан. – Подожди здесь. – Торопливо добравшись до раскопа, он позвал: – Элиав? Можешь ли зайти ко мне на минуту? – Когда Элиав появился, Кюллинан спросил: – Что это за разговоры о кабинете министров?

– Время от времени они возникают.

– Но на этот раз… это серьезно?

– Может быть. Но никому не передавай мои слова.

– Твой первый избиратель сидит в моем кабинете. Женщина по имени Ципора Цедербаум.

При первом же упоминании этого имени Элиав остановился и застыл на месте, отказываясь сделать хоть шаг.

– Нет, Кюллинан, мне не имеет никакого смысла встречаться с ней. Во всяком случае, не по этому вопросу.

– Ты не хочешь даже поговорить с ней?

– Послушай! Я знаю о ее проблеме куда больше, чем она сама. Я сочувствую ей. Но с моей стороны будет совершенно непродуманно разговаривать с ней именно сейчас, потому что я только собираюсь заняться ее делом.

– Черт побери, Илан! Эта молодая женщина…

– Джон! – с силой гаркнул еврей. – Иди к ней и утешай ее. Но не лезь в дела, которые тебя не касаются!

Кюллинан посмотрел вслед своему другу и вернулся к ожидавшей его женщине.

– С доктором Элиавом я поговорю попозже, – буркнул он.

– Никак он отказался встретиться со мной, да? – спросила Ципора.

– Да, и я понимаю почему.

– Никто не хочет принять меня, – сказала она. – И я ничего не могу сделать.

– То есть в Израиле ты никак не можешь выйти замуж?

– Никак. Поженить нас может только раввин, и если они отказываются…

– Где-то я слышал, что в таком случае люди летят на Кипр.

– Кто может летать на Кипр? Это деньги! И если даже мы окажемся на Кипре… наши дети будут бастардами. Незаконнорожденными. И когда вырастут, они тоже не смогут завести семью.

– Не могу поверить. Ты искренне убеждена, что никак… Черт возьми, ты же ни в чем не виновата!

– Тут ничего не поделать, доктор Кюллинан.

– Тогда я скажу тебе, что бы я сделал на твоем месте. Собрал бы вещи и уехал с Иехиамом Эфрати… немедля. И если тебе нужно помочь укладываться, я к твоим услугам.

Эта мужественная молодая женщина, привлекательная и трудолюбивая, откровенно мечтала о муже. Но ей пришлось сказать:

– Какой смысл, если мы не можем пожениться, как полагается?

За ленчем Кюллинан, увидев Элиава, решил обрушиться на него, но, какие бы у него ни были намерения, Элиав тут же пресек их:

– Джон, прошу тебя, не излагай мне эту историю. Потому что одна из причин, по которой я могу попасть в правительство, в том, что мне поручат разбираться с этими сложностями.

– При чем тут сложности? Это полная чушь!

– Как тебе угодно. Но таков закон Израиля, а девяносто девять процентов наших законов гуманны.

– Но эта бедная женщина… в брачном возрасте…

– Знаю.

– Ты знаешь, какое письмо она получила от своего деверя. Неужели ты не сочувствуешь ей?

Илан Элиав сделал глубокий вдох и неторопливо сказал:

– Нет. Поскольку мне удалось установить, что Леви Цедербаум… – Кюллинан был удивлен, что Элиав знаком с подробностями этой истории, – написал такое письмо, чтобы румынские цензоры не передали его в руки русских властей.