Источник

— Да, Слоттерн и его группа готовы вернуться тотчас же, как только мы примем требования профсоюзов, и они пойдут на возобновление контрактов на прежних условиях, не дожидаясь даже, когда тебе снова удастся поднять тираж, а это, скажу тебе, приятель, будет очень и очень непросто. Думаю, они поступают по-честному. Вчера я разговаривал с Гомером, и он дал мне слово… Хочешь услышать, о каких суммах идет речь, Винанд, или тебе и так известно?

— Нет, сенатор Элридж не сможет принять тебя… Гейл, перестань темнить, мы знаем, что на прошлой неделе ты летал в Вашингтон. Ты не знаешь, однако, что сенатор Элридж повсюду говорит, что его ни за какие коврижки не заставить подступиться к этому делу. А Крейга внезапно вызвали во Флориду, так ведь, навестить больную тетку? Никто из них, Гейл, пальцем не пошевельнет ради тебя. Это тебе не какая-нибудь мелочевка, и сам ты уже не тот, что раньше.

Винанд думал: «Почему вы боитесь посмотреть мне в глаза? Разве вам не известно, что я самый маленький человек среди вас? Полураздетые женщины в воскресном приложении, милые детишки с гравюр, передовицы о белках в парках — в них нашли выражение ваши души, большая часть ваших душ, но в чем выражалась моя душа?»

— Черт бы меня побрал, но я ничего не возьму в толк. Ну пусть бы они требовали прибавки к зарплате, это я бы понял, тогда я бы с ними потягался. Но тут ведь другое — какая-то идиотская интеллигентская свара. Нас что, хотят разорить ради принципов или еще чего?

— Вам непонятно? Теперь «Знамя» — церковная газетка, издает ее евангелист мистер Гейл Винанд. В кармане ни шиша, зато есть идеалы.

— Пусть бы серьезная проблема, вопрос большой политической важности, а то какой-то сумасшедший взрывает свалку. Над нами все смеются. Честно, Винанд, я пробовал читать твои передовицы — ничего скучнее не встречал. Ты что, думаешь, что пишешь для университетской публики?

Винанд думал: «Я тебя знаю, ты скорее дашь денег беременной шлюхе, чем голодному гению, твое лицо я видел раньше, я сам подобрал тебя и привел сюда… Когда ты пишешь и у тебя сомнения, вспомни лицо человека, для которого пишешь… Но, мистер Винанд, его лицо нельзя вспомнить… О нет, малыш, можно, оно само возникает в сознании и напоминает о себе… Оно вернется и потребует расплатиться, и я заплачу… Я давно подписал чек, не указав сумму, но такой чек всегда выписывается на все, что у тебя есть».

— Какое-то средневековье, позор для демократии. — Голос сбивался на визг. Это заговорил Митчел Лейтон. — Давно пора кому-нибудь вмешаться. Один человек заправляет всеми делами, всеми газетами, как ему заблагорассудится… Что это, прошлый век? — Лейтон надул губы, отведя взгляд куда-то в сторону, на какого-то банкира. — Здесь кто-нибудь когда-нибудь поинтересовался моими соображениями? У меня они есть. Нам надо собрать все мнения. Я имею в виду, что надо работать всем заодно, как слаженный оркестр. Давно пора этой газете проводить современную, либеральную, прогрессивную политику! Возьмем, к примеру, вопрос об арендаторах…

— Помолчи, Митч, — вмешался Альва Скаррет. Непонятно почему пот стекал у него со лба. Скаррет хотел победы совета, и все-таки что-то такое витало в комнате… Тут слишком жарко, думал он, хорошо бы кто-нибудь открыл окно.

— Не стану молчать! — завопил Митчел Лейтон. — Я такой же…

— Прошу вас, мистер Лейтон, — сказал банкир.

— Хорошо, хорошо, — утихомирился Лейтон. — Не будем забывать, у кого второй по величине пакет акций после нашего супермена. Не будем забывать. Ну-ка угадайте, кто станет всем здесь заправлять.

— Гейл, — начал Альва Скаррет, глядя на Винанда неожиданно честным, страдальческим взглядом, — Гейл, все пропало. Но мы

еще можем спасти черепки. Надо только сознаться, что мы ошиблись с Кортландтом и… надо принять обратно Хардинга, он ценный работник, и, может быть… Тухи.

— Не произносите здесь имени Тухи, — сказал Винанд.

У Митчела Лейтона отвалилась челюсть, и он с усилием захлопнул ее.

— Именно так, Гейл! — закричал Альва Скаррет. — Великолепно! Можно торговаться и делать уступки. Мы поменяем позицию относительно Кортландта. Это мы должны сделать, и не ради профсоюза, черт бы его побрал, а чтобы поднять тираж. Мы выйдем к ним с таким предложением и вернем Хардинга, Аллена и Фалька, но не Ту… то есть не Эллсворта. Мы уступим, и они уступят, и всех устроит. Так ведь, Гейл?

Винанд молчал.

— Именно так, мистер Скаррет, — ответил банкир. — В этом решение вопроса. Безусловно, престиж мистера Винанда должен быть соблюден. Мы можем пожертвовать одним журналистом и сохранить мир в нашей среде.

— Как это — мы можем! — разразился Митчсл Лейтон. — Не понимаю, почему мы должны пожертвовать мистером… безупречным либералом только потому, что…

— Я поддерживаю мистера Скаррета, — заявил член совета, ранее говоривший о сенаторах. Другие поддержали его, а тот, который критиковал передовицы, сказал вдруг среди общего шума:

— Полагаю, как ни верти, а Гейл Винанд шикарный руководитель.

Он старался не смотреть на Митчела Лейтона. Он теперь искал защиты у Винанда, но Винанд не замечал его.