Источник

савший почти до колен, солидности убавлял, зато добавлял доброты. Он поднялся, расплылся в улыбке и взял Доминик за руку.

— Решил заглянуть по пути домой, — сказал он. — Надо кое-что тебе сказать. Как прошло собрание, детка?

— Как я и ожидала.

Она сорвала шляпку и бросила ее на первый попавшийся стул. Волосы ее падали косой челкой на лоб и прямой волной ниспадали на плечи. Они были гладкими, густыми и несколько напоминали купальную шапочку из светлого золота. Она подошла к окну и остановилась, глядя на город. Не оборачиваясь, она спросила:

— Что же ты мне хотел сказать?

Альва Скаррет смотрел на нее с удовольствием. Он давно уже оставил все попытки сближения с ней, лишь иногда без особой надобности брал ее за руку или трепал по плечу. Никаких надежд на ее счет он уже не лелеял, но в душе его жило некое смутное, полуосознаваемое чувство, которое он сам для себя выражал так: «Чем черт не шутит…»

— У меня хорошие новости для тебя, дитя мое, — сказал он. — Я тут разработал небольшой план, так, маленькую реорганизацию, и решил, что кое-что надо бы объединить под рубрикой «Жизнь женщины». Понимаешь, вопросы образования, домашнего хозяйства, ухода за детьми, правонарушений среди несовершеннолетних и все в таком духе. И всем будет руководить один человек. А лучшей женщины для этой работы, чем моя миленькая крошка, я не вижу.

— Ты меня имеешь в виду? — не оборачиваясь, спросила она.

— А кого же еще? Как только Гейл вернется, я получу его согласие.

Она повернулась и посмотрела на него, скрестив руки и держась ладонями за локти.

— Спасибо, Альва, — сказала она. — Только я не хочу.

— Как это не хочешь?!

— Так вот не хочу.

— Ради всего святого, пойми же ты, какой это будет большой шаг!

— Шаг куда?

— К блестящей карьере.

— Я никогда не говорила, что собираюсь делать карьеру.

— Но не хочешь же ты вечно вести занюханную колонку на задних полосах?

— А кто говорит, что вечно? Пока не надоест.

— Но подумай о том, чего ты можешь добиться в большой игре! Подумай, что для тебя сможет сделать Гейл, как только ты привлечешь его внимание!

— У меня нет ни малейшего желания привлечь его внимание.

— Но, Доминик, ты нужна нам. После твоего сегодняшнего выступления все женщины будут стоять за тебя горой.

— Не думаю.

— Почему? Я зарезервировал две колонки сегодняшнего набора на собрание и на твою речь.

Она взяла телефон и, протянув ему трубку, сказала:

— Распорядись, пожалуйста, забить их другим материалом. -— Почему?

Порывшись в ворохе бумаг на столе, она нашла несколько листков, отпечатанных на машинке, и вручила ему.

— Вот речь, которую я сегодня произнесла, — сказала она. Он просмотрел листки. Он не сказал ни слова, но один раз

схватился за голову. Потом он сорвал трубку и распорядятся дать как можно более краткое сообщение о собрании и не упоминать имени оратора.

— Прекрасно, — сказала Доминик, когда он бросил трубку. — Я уволена?

Он скорбно покачал головой:

— А ты хочешь, чтобы тебя уволили?

— Не обязательно.

— Я это дело спущу на тормозах, — пробормотал он. — Гейлу ничего не скажу.

— Как хочешь. Мне решительно все равно.

— Послушай, Доминик… я знаю, что не вправе задавать вопросы… но только почему же ты вечно выкидываешь такие номера?

— Без всякой причины.

— Но, понимаешь, я же слышал о том шикарном приеме, где ты высказывалась на эту тему вполне определенно. А потом ты идешь на собрание радикалов и говоришь там совершенно другое.

— Но, однако же, и то и другое — правда, не так ли?

— Да, конечно, но разве нельзя было поменять местами те обстоятельства, при которых ты соизволила высказать свое мнение?

— Тогда в этом не было бы никакого смысла.

— А в том, что ты сделала, смысл есть?

— Нет. Никакого. Но это меня позабавило.

— Я не могу тебя понять, Доминик. Ты и раньше так поступала. Так замечательно, талантливо работаешь — но как раз в тот самый момент, когда ты можешь сделать настоящий шаг вперед, псе портишь, откалывая очередной номер вроде этого. Почему?

— Возможно, именно поэтому.

— Так скажи же мне, скажи как другу, ведь ты мне нравишься, ты мне интересна, — к чему ты на самом деле стремишься?

— По-моему, это достаточно очевидно. Я не стремлюсь абсолютно ни к чему.

Он беспомощно развел руками. Она весело улыбнулась:

— К чему такой скорбный вид? Ты мне тоже нравишься, Альва, и ты мне тоже интересен. Мне даже нравится разговаривать с тобой, что еще лучше. Садись, расслабься, сейчас принесу выпить. Тебе, Альва, надо выпить.

Она принесла ему стакан матового стекла. Позвякивание льдинок нарушило наступившую тишину.

-— Ты такой славный ребенок, Доминик, — сказал он.

— Конечно. Я такая.

Она уселась на краешек стола, опершись ладонями сзади, прогнулась на выпрямленных руках, медленно покачивая ногами.

— Знаешь, Альва, было бы просто ужасно, если бы у меня была работа, которой бы мне действительно хотелось.

— Какие глупости! Какие невероятные глупости! Что ты этим хочешь сказать?

— То, что сказала. Было бы ужасно иметь работу, которая нравится и которую боишься потерять.

— Почему?