Источник

— Чепуха. И не думай. Мы справимся. Все это не имеет значения. Главное, давай поженимся, а все остальное решится само собой.

— Милый, ты это понимаешь? Понимаешь? — Да, Кэти.

— Ну раз уж вы все решили, — сказала миссис Китинг, — давайте-ка, Кэтрин, выпейте чашечку чаю на дорожку. Она вам не повредит.

Она заварила чай. Кэтрин с благодарностью его выпила и, улыбаясь, сказала:

— Я… я всегда боялась, что вы не одобрите, миссис Китинг.

— С чего вы это взяли? — протянула миссис Китинг. Голос ее

звучал, однако, не с вопросительной интонацией. — Теперь бегите домой, как хорошая девочка, и хорошенько выспитесь.

— Мама, а можно Кэти остаться здесь на ночь? Она могла бы спать в твоей комнате.

— Ну же, Питер, не надо впадать в истерику. Что подумает ее дядя?

— Ой, не надо, конечно, не надо. Не беспокойся обо мне, Питер. Я поеду домой.

— Но если ты…

— Нет, я не боюсь. Теперь уже нет. Неужели ты подумал, что я действительно боюсь дядю Эллсворта?

— Ну ладно. Только побудь еще немного.

— Что ты, Питер, — сказала миссис Китинг. — Ты же не хочешь, чтобы она бегала по улицам в такую темень?

— Я провожу ее домой.

— Нет, — сказала Кэтрин. — Я не хочу выглядеть глупее, чем я есть. Нет, не провожай меня.

Он поцеловал ее у дверей и сказал:

— Завтра я зайду за тобой в десять утра, и мы сходим за разрешением.

— Да, Питер, — прошептала она.

Он закрыл за ней дверь и долго стоял, неосознанно сжимая кулаки. Затем решительно вернулся в гостиную и остановился напротив матери, держа руки в карманах. Он посмотрел на нее молчаливо и требовательно. Миссис Китинг сидела и спокойно смотрела на него, не притворяясь, что не замечает его взгляда, но и не отвечая на этот взгляд.

Потом она спросила:

— Хочешь лечь, Питер?

Китинг ожидал чего угодно, только не этого. Он почувствовал яростное стремление ухватиться за эту возможность, развернуться, выйти из комнаты и бежать. Но он обязан был узнать, что она думает, обязан был оправдать себя.

— Так вот, мама, я не собираюсь выслушивать никаких возражений.

— Я никаких возражений и не высказывала, — заметила миссис Китинг.

— Мама, я хочу, чтобы ты поняла: я люблю Кэти и ничто меня теперь не остановит. Это окончательно.

— Очень хорошо, Питер.

— Не пойму, что тебе в ней не нравится.

— Для тебя больше не имеет значения, что мне нравится, а что не нравится.

— Да нет же, мама, конечно, имеет! Ты же знаешь. Как ты можешь такое говорить?

— Питер, у меня лично нет никаких симпатий или антипатий. О себе я вообще не думаю, потому что ничто в мире не имеет для меня значения, кроме тебя. Может быть, это старомодно, но так уж я устроена. Я знаю, что мне следовало бы вести себя по-другому, потому что дети в наши дни этого не ценят. Но я ничего с собой поделать не могу.

— Мама, но ты же знаешь, что я ценю тебя! Ты знаешь, что я ни за что не согласился бы причинить тебе страдания.

— Ты можешь причинить мне страдания, Питер, только причинив их себе. А это… это трудно вынести…

— Как же это я причиняю себе страдания?

— Что ж, если ты не откажешься выслушать меня…

— Я никогда не отказывался тебя выслушать!

— Если тебе действительно интересно мое мнение, то я скажу, что это похороны двадцати девяти лет моей жизни, похороны всех надежд, которые я связывала с тобой.

— Но почему? Почему?

— Дело не в том, что мне не по душе Кэтрин, Питер. Она мне очень нравится. Она очень милая девушка, если, конечно, не слишком часто впадает в истерику и не выдумывает невесть что. Она девушка порядочная, и я сказала бы, что из нее выйдет отличная жена для любого — любого славного, порядочного юноши со средними способностями. Но не для тебя, Питер! Не для тебя!

— Но…

— Ты скромен, Питер. Ты слишком скромен. В этом всегда была твоя беда. Ты не умеешь ценить себя. Ты считаешь, что ты такой же, как все.

— Конечно, не считаю! И никому не позволю так считать!

— Тогда пораскинь мозгами! Разве ты не знаешь, что тебя ждет впереди? Разве ты не видишь, как высоко уже поднялся и как высоко еще можешь подняться? У тебя есть шанс стать… ну, если не самым лучшим, то одним из лучших архитекторов страны, и…

— Одним из лучших?! Так вот как ты считаешь? Да если мне

не дано быть самым лучшим, единственным великим архитектором своей эпохи, то мне вообще ничего не надо!

— Но такого положения не достигают те, кто пренебрегает работой. Нельзя стать первым в чем-либо, не имея сил принести что-то в жертву.

— Но…

— Твоя жизнь не принадлежит тебе, Питер, если ты действительно метишь высоко. Ты не можешь позволить себе потакать собственным капризам, как это делают обыкновенные люди. А они могут, потому что это ни на что существенно не повлияет. Дело не в тебе, не во мне, не в наших чувствах. Дело в твоей карьере, Питер. Нужна сила, чтобы отречься от себя и завоевать уважение других.

— Ты просто не любишь Кэти и делаешь это из собственного предубеждения…