Источник

– Семисвечник, – объяснил Куллинейн, и несколько дней спустя, когда пришло время осмыслить допущенные ошибки, он припомнил два факта. Австралиец внимательно сосчитал все ветви меноры – «пять, шесть, семь», – и его открытое симпатичное лицо осветилось почти мальчишеской радостью.

– Доктор Куллинейн, если я правильно понял, что эта менора не представляет никакой исторической ценности, разрешите мне, пожалуйста, сделать всего один снимок ее. – И хотя он уже высказал свое мнение, Куллинейн все же дал разрешение. Австралиец быстро вытащил японскую камеру и дал подержать менору одному из пожилых кибуцников, чтобы тот позировал с ней. – Смотрите на нее, – потребовал он и, несколько раз молниеносно щелкнув камерой, поблагодарил Куллинейна и умчался в аэропорт Тель-Авива.

– Хотел бы я обладать такой энергией, – засмеялся Куллинейн, но от дальнейших комментариев его отвлек Табари, который пришел от траншеи В, где нашел монету, закатившуюся в щель между двумя погребенными в земле камнями. Она была так велика, что должна была представлять определенную ценность, но, когда ее очистили, выяснилось, что это отнюдь не монета, а бронзовая печать.

Находка была очень интересной, аутентичный предмет эпохи Крестовых походов, и, хотя она еще не доказывала, что траншея В должна привести к замку, было ясно, что по крайней мере один из Фолькмаров обитал на холме.

– Думаю, мы близки к замку, – с тихой радостью сказал Табари, и Куллинейн послал телеграмму Полу Дж. Зодману, своему чикагскому миллионеру, сообщив, что доказательства местоположения замка уже у них на руках.

Прежде чем тот успел ответить, в Макор пришла лондонская газета с новостями, которые потрясли всех участников раскопок, а вслед за ней последовали газеты из Рима, Парижа и Нью-Йорка, повторявшие сенсационную историю о раскопках на Макоре. Потому что под заголовком «Подсвечник смерти» австралиец поместил не только фотографии, но и увлекательный рассказ о том, как в библейские времена злобный правитель определил семь своих смертных врагов и как он зажег семь свечей, дав указание своим военачальникам: «Когда догорит седьмая свеча, семь моих врагов должны быть мертвы». Когда погасла первая, слетела голова с плеч первого врага. Когда зачадила шестая, уже не было в живых шестерых врагов. Но когда в центральной чашечке заколыхался огонек седьмой свечи, военачальник неожиданно повернулся и снес голову правителю, потому что правитель и был седьмым, самым беспощадным его врагом. После этого военачальник похоронил страшный подсвечник под стеной, где предмет, на котором лежит проклятие, блистательно нашел доктор Куллинейн.

На центральном снимке был изображен почтенный пожилой ученый, с ужасом взирающий на менору, которую держит в руке. Подпись гласила: «Доктор Георг Московиц, известный археолог, говорит: „Это дьявольское изделие обрекает на гибель всех, кто им владеет, потому что на нем лежит проклятие смерти“».

Застонав, Куллинейн сделал то, что редко себе позволял: выругался вслух.

– Черт побери, что это за доктор Георг Московиц?!

– Тот симпатичный старый румын, – ответил Табари, – который держит менору.

– Тащи его сюда! – рявкнул Куллинейн.

Но когда кибуцник, спокойный и невозмутимый, появился, Табари перехватил инициативу:

– Это ты на снимке?

– Когда тот парень снимал, доктор Куллинейн стоял рядом.

– Не помню, чтобы ты так выглядел, – сказал Куллинейн, приглядевшись к фотографии.

– Как раз перед тем, как снять, тот парень скорчил мне рожу, – объяснил кибуцник. – Я прямо подпрыгнул.

– Ты точно ничего не говорил о «проклятии смерти»?

– Нет. Но когда тот фотограф шел к своей машине, он окликнул меня и спросил, не думаю ли я, что на подсвечнике лежит проклятие. Желая поскорее от него отделаться, я сказал: «Может быть».

Этим же днем на холме появились первые экскурсанты, которые хотели увидеть «подсвечник смерти», а на следующее утро прибыл уже туристский автобус. Расстроенный Куллинейн сказал Элиаву:

– Я из кожи лез вон, чтобы оберечь достойную репутацию раскопок. Шестеро желающих помочь нам разрекламировали себя, и я отказался от их услуг.

– Мы знакомы с твоим осторожным интервью, когда чикагский репортер хотел, дабы ты сказал, что надеешься сделать открытия, связанные с Библией. – Элиав раскурил трубку.

– И все же мы занимаемся раскопками на земле, где зародились три величайшие религии. И должны вести себя безукоризненно.

– Ты предполагаешь найти материалы, касающиеся христианства? – поинтересовался Элиав.

– Материалы? Ты имеешь в виду манускрипты… доказательства? Нет. Но вот проникнуть в суть – да. – Собеседники замолчали, и спустя какое-то время Куллинейн спросил: – Разве ты, как еврей, не надеешься найти то, что бросит свет…

– А почему, по-твоему, я работаю на этих раскопках? – задал в свою очередь вопрос Элиав. – Каждый раз, втыкая лопату в землю, я смутно надеюсь найти то, что расскажет мне нечто большее об иудаизме. – Он помолчал. – Нет, не так. Расскажет не мне. А миру. Потому что мир должен знать.