К сожалению, Элиав убедился, что недавно высаженные деревья выглядят так, как и должны: тощие прутики, из которых могла выжить лишь половина, и отношениям между молодым государством Израиль и его еврейскими друзьями в Америке угрожала смертельная опасность, нечего было и думать показывать такому человеку, как Зодман, на что пошли его вложения. Элиав несколько раз пытался брать таких доноров в гористую местность, где были высажены миллионы саженцев, но с расстояния чуть больше двадцати футов не было видно ни одного живого дерева. Кое-кто из гостей так и не смог оправиться от шока.
– Вот что нам нужно – готовый лес, – прошептал он Табари.
Араб щелкнул пальцами:
– Есть такой! Расслабься. Наша проблема решена.
– Что ты собираешься делать? – шепнул Элиав.
– Мистер Зодман! – торжественно объявил Табари. – Завтра утром вы сможете полюбоваться чудесным лесом…
– Зовите меня Пол. И вы тоже, миссис Бар-Эль.
– Завтра утром, Пол, я отвезу вас к вашим деревьям.
– А нельзя ли прямо сейчас?
– Нет! – твердо сказал Табари, и сам был удивлен легкостью, с какой Зодман принял его решительность. Затем араб отвел в сторону Куллинейна и спросил: – У тебя есть быстро сохнущая краска?
– Немного… Она дорого стоит.
– Ее никогда еще не использовали для более высокой цели.
– Какой цели? – спросил Элиав.
– Я хочу переименовать лес Орди Уингейта[3]
– здесь и сейчас…– Минутку! Те большие деревья?
– Пол Зодман никогда не заметит разницы, – сказал Табари и тем же вечером сделал выразительную надпись:
Но надпись, после того как краска высохла, слишком блестела, так что Табари отнес ее на холм и повозил по земле в раскопе, после чего исчез на весь остаток дня.
Вечером же произошел ряд недоразумений, и на раскопках в Макоре воцарилось смятение. Неприятности начались после того, как Зодман, выйдя из штаб-квартиры полюбоваться на закат, спросил у кибуцника:
– Молодой человек, где здесь синагога?
– Шутите? – расхохотался тот и пошел доить коров.
Вернувшись, Зодман пожаловался Элиаву:
– Я организовал полет так, чтобы прибыть в Израиль в пятницу. И в первый же вечер побывать на молитве. А теперь мне говорят, что в кибуце нет синагоги.
– В этом кибуце нет. Но в других есть, – попытался успокоить его Элиав.
– Вы ходите в синагогу у себя дома? – спросила Веред.
– Нет, но евреи, которые поддерживают Израиль… Словом, мы как-то ожидали…
Веред с презрением отнеслась к этим объяснениям и без рассуждений отвергла их:
– Вы ожидали, что мы, израильские евреи, более религиозны, чем вы, американские?
– Откровенно говоря, да. Вы живете в Израиле. У вас есть определенные обязанности. Я живу в Америке. И у меня другие обязанности.
– Например, делать деньги, – уточнила Веред.
Зодман понял, что несет глупости, и понизил голос:
– Простите, если я задаю неудобные вопросы. Но, миссис Бар-Эль, ваши люди каждый год уговаривают меня предоставлять средства… чтобы Израиль был еврейским государством.
– И каждый год вы шлете нам несколько долларов, чтобы мы могли молиться за ваше благополучие?
– Боюсь, вы воспринимаете ситуацию несколько прямолинейно, – не теряя самообладания, ответил Зодман, – но разве не этим мы, евреи, занимаемся из века в век? Когда мои предки жили в Германии, каждую зиму приезжали люди из Святой земли, собирая средства на поддержку религиозных евреев в Тиберии и Цфате…
– Дни благотворительности закончились! – фыркнула Веред. – Теперь в Израиле живет новая порода евреев.
И Полу Зодману довелось встретить ее представителя. Сев обедать, он увидел перед собой тарелку супа, кусок мяса, масло…[4]
Он потрясенно уставился на сочетание мяса и масла и подозвал официанта. Им оказался Шварц, секретарь кибуца.– Это масло? – спросил Зодман.
Указательным пальцем Шварц ткнул в масло, облизал палец, вытер его о безрукавку и спросил:
– Что еще?
– Разве в этом кибуце не соблюдают кошерность?
Шварц посмотрел на Зодмана, перевел взгляд на Куллинейна и с американским акцентом спросил:
– Он дурак или что? – Остановив официанта, Шварц взял у него кувшинчик и презрительно бросил: – Сливки к вашему кофе.
Зодман пропустил мимо ушей его слова, но, когда Шварц отошел к другому столу, спросил:
– Не кажется ли вам странным, что тут не соблюдают кошерность?
– Вы и дома едите только кошерное? – сухо осведомилась Веред.
– Нет, но я…
– Предполагал, что займусь этим в Израиле, – с сарказмом закончила она его фразу.
Однако и теперь Зодман не вышел из себя.
– Я думал, в кибуце, где растет молодежь… – Он пожал плечами.
Элиав предложил компромисс:
– На наших кораблях, самолетах, в гостиницах… везде соблюдают кошерность. Разве это вас не убеждает?
Зодман не ответил. Его всерьез беспокоило знакомство с кибуцем, где нет синагоги, а в столовой подают некошерные блюда, но именно Табари, араб, мусульманин, успокоил его:
– Пол, когда вы завтра увидите свой лес…
– Его… что? – переспросила Веред.