Источник

В общем и целом баалы хорошо относились к Макору, и хотя город разрушали дважды, он снова возрождался к жизни, а под оком Астарты поля приносили новые урожаи. Но в нем почти не осталось семей, которые могли бы сказать: «Мы живем в Макоре вот уже много поколений». Большинство обитавших в нем горожан были пришельцами со стороны, но вот в большом, беспорядочно построенном из глинобитного кирпича доме, расположенном к западу от главных ворот и примыкавшем к крепостной стене, жил человек, предкам которого каким-то чудом удалось пережить и войну, и захват города. Когда храбрецов призывали к бою, мужчины этой отважной семьи, вооружившись копьями, взбирались на крепостные стены, но когда поражение становилось неизбежным, они первыми покидали их и прятались в каких-нибудь потаенных местечках, дожидаясь, пока не закончится резня и не потухнут пожары. И едва только в очередной раз воцарялся мир, они возвращались к своим раскидистым оливковым рощам и пшеничным полям.

Отпрыском этого находчивого клана был земледелец Урбаал, тридцати шести лет, по прямой линии потомок великого Ура, семья которого начала возделывать земли у Макора и который воздвиг на вершине холма монолит, прозванный позднее богом Элем. Урбаал был крепок, силен и коренаст, с большими зубами, которые блестели, когда он улыбался. Не в пример своим сверстникам, он сохранил волосы на голове и не имел склонности к полноте. На войне он был хорошим солдатом, а в мирные дни – преуспевающим земледельцем. Он был добр со своими женами, весело возился с детьми и хорошо относился к своим рабам. Он мог, если бы захотел, без труда стать царем или верховным жрецом, но Урбаал любил возиться с землей, заставляя ее плодоносить, и любил женщин. Однако сейчас его снедала тревога, и, торопливо следуя от своего дома на возвышенность, где перед храмом стояли менгиры, он морщил лоб и напряженно думал: «Хорошо ли сложится у меня год, зависит от того, правильно ли я сейчас поступаю».

Улица, на которой находился дом Урбаала, не вела прямиком от главных ворот к храму, ведь в те времена города не строили по плану. В действительности она петляла и виляла самым непредсказуемым образом, словно протоптанная наугад сельская тропа, да так, собственно, оно и было. Когда Урбаал шел по неровно вымощенной улице, горожане вежливо кланялись ему, но он не обращал на них внимания. Он был занят серьезными размышлениями. Взобравшись на холм, он обратился к самому дальнему из менгиров, вершина которого едва пробивалась из земли. Склонившись перед ним, Урбаал осыпал его поцелуями, не переставая бормотать: «Пусть этот год, великий Эль, будет моим». Затем, посетив остальные три менгира, он перед каждым произнес то же моление: «Баал бури, пусть этот год будет моим. Баал солнца, баал вод, я прошу вас о такой малости».

Затем он пересек площадь и зашел в тесную лавчонку хетта. Тот торговал товарами из самых разных краев. Урбаал обратился к бородатому мужчине, который стоял у полки с тканями:

– В этом году я должен быть избран. Что мне для этого сделать?

– Почему бы не посоветоваться со жрецами? – уклонился от ответа хетт.

– От них я уже узнал все, что мог, – сообщил Урбаал, делая вид, что рассматривает большой глиняный кувшин из Тира.

– Я могу тебе сказать лишь одно: расти свои оливки, – ответил хетт, но, бросив взгляд на взволнованного мужчину, неторопливо добавил: – И купи себе лучшую Астарту, которую только сможешь найти.

Именно этого совета Урбаал и ждал. Отойдя от полки с глиняной посудой, он вплотную приблизился к хетту и спросил бородатого торговца:

– А это поможет?

– Помогло же Амалеку победить в прошлом году, – заверил его торговец.

– У меня уже есть три фигурки, – возразил Урбаал.

– Всего три? И их хватает? Неужто? – Лукавый купец погладил бороду и посмотрел на богатого земледельца.

– Я и сам сомневаюсь, – признался Урбаал.

Отвернувшись от хетта, он стал бродить по тесной лавчонке, бормоча себе под нос. Затем, словно ребенок, который хочет что-то вымолить, он схватил хетта за руку:

– Ты и в самом деле думаешь, что поможет?

Хетт промолчал, но потом из какого-то угла извлек маленькую глиняную фигурку богини. Она была высотой в шесть дюймов, обнаженной и женственной, с широкими бедрами; руками она поддерживала округлые груди. Ее полнота была соблазнительна, ее было приятно рассматривать и держать при себе. Купец нескрываемо гордился ею и собирался взять за нее хорошую цену.

Урбаал внимательно присмотрелся к статуэтке. Для него она не была ни куском умело обожженной глины, ни абстрактным теологическим символом. Это была настоящая богиня Астарта, которая оплодотворяла землю, женщин, оливковые деревья. Без ее помощи он был бессилен. Он может возносить молитву баалу вод и баалу солнца, и они пошлют ему вдоволь тепла и влаги, но если Астарта нахмурится, оливки не будут давать масла, а если она не одарит его улыбкой, ему не видать победы в этом году.