— Пытался вернуть то, за что отвечал, — сокрушенно вздохнула бледная женщина. — Ничего не смыслящая в древних языках церковь уже превратила нас в демонов. Все благодаря тебе и твоим скитаниям по их миру.
— Я обещал, что помогу все исправить, — пролепетал Диего, стрельнув взглядом в сторону идальго. — Я привел сеньора Альвара Диаса, как ты и просила…
— Почему ты говоришь со мной по-испански? Ты забыл свой родной язык так же как забыл наши обычаи? — Женщина указала пальцем на арочный портал, ведущий на лестницу. — Возвращайся, когда выучишь.
— Не такого приема я ожидал в родной обители, — с нотками отчаяния в голосе произнес Диего. Он встал, произнес что-то на неизвестном Альвару языке и удалился.
Женщина посмотрела на идальго. На шее у нее висел точно такой же золотой амулет в форме запястья с растопыренными пальцами.
— Кто он такой? — нашел в себе силы спросить Альвар, оглянувшись на удаляющуюся фигуру андалусца.
— Он был хранителем печатей Ахакусу — восточного города Сиболы. Из-за вражды тамошних вождей ему было велено перенести печати и клин в главный храм. Через год, когда племена помирились, он должен был вернуть их обратно, но на пути в Ахакусу его пленили чужеземцы, которых у вас называют норвежцами. Это они оставили ему на память шрам. Ему очень повезло, что солнце выглянуло из-за туч только в последний день плавания. Теперь он знает, как легко потерять голову и как тяжело вернуть ее на место.
— Похожую историю рассказал нам кардинал, — вслух высказал мысли Альвар.
— Норвежцы напали на него в прибрежном гроте, где он дожидался ночи, связали и надели крест. Если бы чужеземцы не были христианами, неизвестно, чем бы закончилась их встреча.
— Вы не любите христиан?
— Наша сущность отторгает все, что связано с Богом. Любая религия несет нам боль и смерть. Солнечный свет — первый дар Господа людям — обжигает кожу. Символы веры лишают силы воли. Даже молитвы вызывают глухоту и слабость.
— Демоны, — вслух произнес Альвар.
Женщина звонко рассмеялась.
— Как вас зовут?
— Здесь нет имен, сеньор Альвар Диас. Мы чувствуем собеседника интуитивно, достаточно только захотеть что-то сказать. — Женщина откинулась на спинку трона и сложила бледные пальчики домиком. — Я хранительница и госпожа Сиболы. Все называют меня Праматерью и боготворят, как вы боготворите своих монархов.
— А дерево? — осторожно спросил Альвар. — Сие прекрасное творение взрастили тоже вы?
— Нет.
— Значит это оно? Древо жизни, — задумчиво произнес Альвар, глядя на исполинскую яблоню.
— Не вздумайте вкусить его плодов, — предостерегла женщина, словно прочитав его мысли. — Вы должны остаться в том виде, в каком прибыли сюда. И, пожалуйста, перестаньте смотреть мне в глаза.
— Смотреть в глаза? Откуда вы знаете… То есть, вы же все время держите их закрытыми.
— Для вашей безопасности. Не хочу, чтобы вы пострадали. Вам еще предстоит оказать нам услугу.
— Что названный сын доминиканца, друг кардинала и верный слуга римской католической церкви может вам дать? — постарался описать все свои заслуги Альвар, чтобы ледяной госпоже сотрудничество с ним казалось менее выгодным.
— Скоро узнаете. — Женщина взмахнула рукой, и за спиной Альвара возник тот самый громадный индеец со спутанными волосами, но уже без корзины. — Я рада, Альвар Диас, нашему знакомству и надеюсь в скором времени продолжить общение.
— Можете звать меня просто — сеньор Диас, — предложил идальго, но та как будто не слышала или сделала вид, что не слышит.
— Мы многое можем дать друг другу. Очень скоро все изменится. Скоро вы все увидите.
По велению госпожи индеец вывел его из зала. Женщина долго смотрела им вслед, потом кликнула слуг и, сказав им несколько слов, отослала прочь. Вскоре вокруг дерева стали собираться обитатели пирамиды. Попарно или в одиночку, они подступали к трону и опускались на колени. Очень быстро в зале собралось полсотни мужчин и женщин разного возраста, роста и цвета кожи. Все ждали, когда заговорит Праматерь. Несложно было догадаться, что в этот момент решалась участь захватчиков, угрожавших Сиболе.
Толстая каменная плита уползла в стену, открыв взору Альвара просторное помещение. Немногочисленная мебель была выточена из камня. На мраморном столе стояли два деревянных блюда: одно с фруктами, другое с жареным мясом. Каменная лохань, больше похожая на чашу небольшого фонтана, доверху заполнена пресной водой. Массивная скамья была умягчена набитыми соломой мешками, на которых лежали шкуры и вязаная накидка, судя по всему, позаимствованные у индейцев. Радовало, что к его визиту хоть как-то подготовились. Альвар не горел желанием вернуться в холодное подземелье, где не было ни света, ни воздуха.
— Священная Праматерь просит прощение за то, что вас заточили в катакомбах, — внезапно произнес индеец на безупречном кастильском языке. — Мы хотели убедиться, представляете ли вы угрозу для обители.
— Для дикаря вы слишком хорошо изъясняетесь по-испански, — заметил Альвар, измерив верзилу пренебрежительным взглядом.
— Мы — хранители знаний. В этом наша жизнь.