Он наполнил мой бокал. Я выпила еще холодного вина, немного поела и почувствовала некоторое облегчение. Он снял заднее сиденье и разложил одеяло, чтобы я могла лечь, что я и сделала, глядя на листья эвкалиптов. У меня закрывались глаза, и я наконец позволила изнеможению одержать верх надо мной. Мир вокруг померк под легкое покачивание яхты в начале отлива.
Я проснулась рывком.
Я лежала на полу яхты. Наступили сумерки. Огромные летучие мыши парили над головой и залетали в гущу деревьев. С ветвей свисали другие летучие мыши, издававшие скрипучие звуки. Мной овладело смятение, быстро переросшее в панику. Я встала на колени, поднялась на ноги и неуклюже ухватилась за опору лодочного тента.
— Мартин! — позвала я, обращаясь к густым мангровым теням.
Пронзительный крик разорвал воздух, и мое сердце учащенно забилось. Какая-то птица с доисторическим голосом. Я задрала голову. Небо за изогнутым силуэтом лесного полога было расчерчено киноварными полосами и грозными оранжевыми сполохами. Я снова опустилась на колени; конечности отказывались служить мне. Я перегнулась через борт в надежде, что меня стошнит, но ничего не вышло: горькая желчь лишь подступила к горлу.
— Мартин! — хрипло крикнула я.
Он с треском продрался сквозь кусты в дальнем конце причала. Он нес фонарик и стопку фанерных плакатов. Я видела слова на верхнем плакате, пока он шел к яхте по деревянному настилу.
— Где ты был? — требовательно спросила я, снова попытавшись встать. — Куда ты ушел… и откуда эти вывески?
— Добро пожаловать обратно, — прохладно отозвался он. Его рот кривился от неудовольствия. Он забрался на борт и с грохотом сбросил плакаты на пол яхты.
Я посмотрела на них, потом на мои босые ноги. Когда я сняла обувь? Щиколотки были красными и распухшими от комариных укусов. Рядом со мной валялась пустая бутылка из-под розового вина. Но ведь мы пили белое? Я прикоснулась к лицу. Оно тоже было искусано и сильно чесалось. Мои губы облупились и потрескались.
— Я хотел показать тебе старую ферму, — грубым тоном сказал он, когда вылез на причал, чтобы отвязать желто-голубую канатную веревку. — Хотел показать тебе виды сверху на нашу землю, — он сердито дернул веревку, забрался на борт и встал у руля. — Тебе правда не следовало пить так много вина после долгого перелета и бутылки сидра, Элли.
— Что? — Я приложила ладонь к влажному лбу. Я не могла размышлять. Я не могла
— Надень этот проклятый спасжилет. — Он дал задний ход от причала, вспенив воду винтами. — Полторы бутылки? Утром ты пожалеешь об этом. И посмотри, как ты искусана. Тебе не хватило трезвости даже для того, чтобы воспользоваться репеллентом, который я тебе дал.
— Но я… я не пила…
Он нагнулся, поднял бутылку из-под розового вина и повертел перед моим лицом.
— Пустая до последней капли.
У меня во рту действительно стоял кислый привкус давно выпитого вина. Я чувствовала себя полупьяной. Он спрятал пустую бутылку и бокал в боковой ящик рядом с агрессивно выглядевшим багром с надписью «Абракадабра», выгравированной на наконечнике. Потом Мартин направил лодку в канал и увеличил скорость, так что в темной воде за кормой потянулся V-образный кильватерный след. Деревья опускали ветви, стараясь зацепиться за нас. Летучие мыши кружились и взлетали в киноварно-красном небе. Воздух был наполнен неземными криками и воплями.
Я посмотрела на фанерные плакаты, валявшиеся у моих ног.
— Поганые протестанты, — проворчал он. — Они проникли на старую ферму. Это частная собственность —
Я скривилась от его нескрываемой ярости и ругани. Это выглядело пугающе, так как было в равной степени направлено на меня, как и на протестующих.
— Я не могла выпить все это вино, Мартин, — тихо сказала я. У меня сохранились воспоминания только о нескольких глотках. Потом был зияющий провал. Я проснулась на борту яхты.
Он не ответил. Я попыталась воссоздать дневные события, но едва смогла вспомнить, как начала есть курицу и картофельный салат.
Яхта вышла в речной бассейн. Когда он резко развернул руль, я потеряла равновесие и упала набок. Острая боль прострелила колено.
Я собралась с силами и осторожно опустилась на заднее сиденье.
— Я знаю, что не могла выпить все это вино, Мартин.
Он ничего не сказал и даже не посмотрел на меня.
— Я