Источник счастья

— Миша, прости, что разбудил. Я только что с заседания, не мог не заехать к тебе. Очень важные новости. Ты должен знать. Пойдём в гостиную, умираю, хочу чаю.

Горничная, недовольно ворча, приняла у Брянцева пальто, шляпу и отправилась ставить самовар.

— Ничего пока не говори Тане, вероятно, это просто недоразумение, путаница, и скоро все разъяснится, — сказал Брянцев, падая в кресло. — Генерал Корнилов объявлен мятежником и предателем. Дай мне папиросу.

Михаил Владимирович протянул ему портсигар и спички. Брянцев закурил, выпустил клуб дыма.

— Слушай, как всё было. Некто Владимир Львов, один из этих самозваных сумасшедших спасителей отечества, явился к Керенскому, сказал, будто Корнилов намерен взять всю власть, военную и гражданскую, в свои руки, а его сместить, чуть ли даже не повесить. Керенский поверил, испугался, послал Корнилову телеграмму с приказом о его отставке и потребовал отозвать третий конный корпус под командованием генерала Крымова. Но это было уже невозможно. Корпус шёл к Петрограду, связь пропала. Керенский взбесился. Пытался назначить на должность главнокомандующего вместо Корнилова сначала генерала Лукомского, потом Клембовского. Оба отказались. Деникин прислал телеграмму, что полностью солидарен с Корниловым. Его тут же арестовали вместе со всем его штабом и бросили в тюрьму, на растерзание солдатне. Керенский назначил главнокомандующим себя. Тут как раз подсуетились большевизаны. Послали своих агитаторов в войска разъяснять, что, мол, выступление Корнилова — гнусная контрреволюция, генералы хотят вернуть царя на трон, восстановить крепостное право и всех непокорных перевешать. Можешь вообразить, что тут началось.

— Что же? — прозвучал спокойный голос Тани.

Она стояла в дверном проёме, куталась в нянину шаль.

Глаза её сухо страшно блестели.

— Танечка, ты не спишь, так поздно? — спросил Брянцев, часто моргая, как будто от табачного дыма. — Тебе нельзя волноваться, в твоём положении это вредно, ты профессорская дочка, сама собираешься стать доктором и должна знать такие вещи.

— Роман Игнатьевич, я должна знать, что происходит в третьем конном корпусе. Мой муж там.

— Почему ты решила, что он там? Вовсе нет. Корнилов оставил Павла Николаевича у себя, в Могилеве.

— Их арестовали? Их тоже бросили в тюрьму к солдатам, как генерала Деникина?

— Да с чего ты взяла? Арестованными занимается генерал Алексеев, он разумный благородный человек.

— Почему тогда нет писем, вообще никаких известий?

— Подожди. Вернётся твой Данилов, живой и невредимый.

— Роман Игнатьевич, откуда вы знаете?

— Не знаю. Но верю. И ты верь. — Брянцев раскрошил папиросу в пепельнице и фальшиво весело улыбнулся. — Надо же, просто в голове не укладывается, ещё вчера была пигалица, с мячиком бегала, и вот, пожалуйста, замужняя дама. Вернётся твой полковник. О плохом не думай. Мы сейчас обязаны все вместе, дружно, думать о хорошем. Тогда энергетическое поле над Россией выправится и просветлеет.

— Раз, два, три. Начали, — пробормотала Таня с печальной усмешкой.

Глава четырнадцатая

Москва, 2006

При регистрации Соне выдали какую-то карточку и сказали, что она может пройти в ланж.

— А что это такое? — спросила Соня.

— Комната отдыха для пассажиров бизнес-класса. Но вы всё равно не успеете. Посадка уже идёт.

После длинной очереди к пограничному контролю Соня очутилась в узком пространстве перед девушкой в униформе, и тут вдруг у неё началась паника. Девушка долго листала её новенький загранпаспорт, внимательно разглядывала Соню через систему зеркал.

«Слишком быстро сделали паспорт и визу, — думала Соня, — сейчас окажется, что все фальшивое. Мама все удивлялась, что сразу дали годовую визу, да ещё без всякого собеседования. Так не бывает. Кулик — проходимец, Зубов — авантюрист, я идиотка, я хочу домой, на свой диван!»

— Цель поездки? — спросила девушка.

— Меня пригласили участвовать в исследованиях по апоптозу.

— По чему? — девушка недоуменно подняла брови.

— Апоптоз — это запрограммированная гибель живой клетки, — потея и ненавидя себя, пробормотала Соня.

— Цель поездки деловая, — девушка хлопнула печать и протянула паспорт, — счастливого пути.

«Я успокоилась. У меня всё в порядке. Нет никакого гилозоического синдрома. Такой болезни не существует. Я сама её себе придумала. Просто я впервые в жизни лечу за границу и волнуюсь. Это нормально. Господи, куда я положила паспорт и посадочный талон?»

На плече у неё висел папин портфель, перед отъездом она нашла и прицепила к нему длинный ремень. Он оказался слишком длинным, к тому же постоянно сползал с плеча и цеплялся за концы шарфа. Шарф был новый, и куртка новая, и джинсы, и свитер. Все это они с мамой купили перед отъездом, и все это Соне теперь не нравилось, хотя вчера казалось таким красивым и удобным.

В портфеле лежал ноутбук и ещё куча всего. Мама купила ей кожаную косметичку, какую-то особенную щётку для волос, заставила взять отдельную сумочку с лекарствами, если вдруг в самолёте заболит голова, живот, горло, ухо, начнётся насморк и кашель.

Паспорт и посадочный талон торчали из наружного кармана.