Источник счатья. Небо над бездной

Таня взяла его на руки. В шубейке, в валенках он был тяжелый, она скоро стала задыхаться. В голове у нее звучал незнакомый женский голос с сильным акцентом: «Пожалуйста, не опаздывайте. У меня очень мало времени».

Таня хотела выйти пораньше, но няня скверно себя чувствовала. Пришлось взять ребенка с собой.

Она рассчитывала доехать на трамвае. Была бы одна, обязательно попыталась бы влезть в переполненный вагон. При неудаче решилась бы даже вскочить на подножку. Но с Мишей рисковать не могла, поэтому мчалась пешком.

Подошвы скользили, ледяной ветер бил в лицо.

- Мама, ты плачешь? - испуганно спросил Миша.

- Нет. Это из за ветра слезы. Потерпи немного. Мы почти пришли.

В начале Гоголевского бульвара она опустила Мишу на землю, крепко взяла его за руку и пошла медленней. Встречу ей назначили в центре бульвара, на скамейке.

Она опоздала всего на пять минут и только сейчас заметила, что скамеек нет. Ни одной не осталось.

- Мама, мы уже пришли? Куда мы пришли? Тут ничего нет, - сказал Миша.

Какой то пухлый совслужащий в ушанке, в новеньком дубленом тулупе, с портфелем под мышкой, остановился, пристально посмотрел на Таню.

- Гражданочка, мы с вами где то встречались. «Что, если звонившая дама прислала вместо себя

этого типа?» - подумала Таня.

- Мне ваше лицо очень знакомо, - продолжал толстяк, - не хотите ли пройти в кондитерскую, погреться? Угощу вас какао и пирожными.

Вглядевшись в щекастое курносое лицо, в маленькие заплывшие глазки, она поняла, что перед ней никакой не посланник, а самый обыкновенный приставала.

- Мальчик, ты любишь какао? - обратился приставала к Мише и присел перед ним на корточки.

- Дядька, ступай прочь! - спокойно ответил Миша и показал язык.

Так научила его говорить няня, если кто то незнакомый подходит на улице.

- Какой грубый мальчик, - строго заметил толстяк, - вы, гражданочка, плохо воспитываете своего ребенка.

- Пожалуйста, оставьте нас в покое, - сказала Таня.

- Напрасно брезгуете, мадам, - толстяк фыркнул и пожал плечами, - при вашей болезненной худобе, да еще с довеском в виде ребенка, вы, как говорится, дамочка на любителя. Вам, прошу пардону, кочевряжиться не надо.

- Уйди, дурак! Как дам в морду! - крикнул во все горло Миша, затопал и замахал кулачками.

Вот этому никто его не учил. На детский крик стали оглядываться прохожие, и приставала поспешил исчезнуть.

- Мама, я правильно его прогнал? - спросил Миша, гордо вскинув голову.

- Да. Ты молодец, - Таня взглянула на маленькие наручные часы, подарок Федора.

- Мама, что такое довесок? Это плохое слово?

- Само по себе не плохое, но о человеке так говорить нельзя.

- А кочеряжить это от кочерыжки?

- Нет, это значит капризничать.

Миша вдруг засмеялся, очень громко, неестественно, и принялся дергать Таню за руку. Это была его обычная манера. Он требовал, чтобы мама смеялась вместе с ним.

- Ой, не могу! Ну и дурак! Капризничают люди, когда спать не идут или рыбий жир не пьют! Совершенно глупый дурак! Ничего не понимает в жизни!

Ждать уж больше не стоило, но Таня как будто приросла к земле, не могла сдвинуться с места и почти не слышала Мишу. Он перестал смеяться, обиженно выпятил губу, помолчал пару минут, совсем уж собрался заплакать, но раздумал и важно спросил:

- Ты видела, как дядька струсил? Это я его напугал!

- Конечно, Мишенька.

- Ты расскажешь Федору, как я прогнал плохого глупого дядьку?

- Обязательно расскажу.

- И няне? И деду, и Андрюше? Всем расскажешь, какой я грозный? Дядька большой, толстый и меня испугался. Раз два, и убежал. Мама, почему мы стоим? Пойдем к Арбату.

- Да, Мишенька, сейчас пойдем, - рассеянно ответила Таня и в последний раз огляделась.

- Мама, ты что? - Миша дернул ее за руку. - Ты разве не слышишь, я сказал: пойдем к Арбату! Почему ты совсем не радуешься, что я запомнил улицу?

- Я радуюсь, ты молодец, - пробормотала Таня, шагнула вперед, но вдруг остановилась.

К ним навстречу шла высокая молодая дама. Она шагала широким мужским шагом, но при этом выглядела удивительно женственно. Белая шубка, сапожки на высоких каблуках, вздернутый подбородок, гордая осанка, независимый надменный вид- все в ней выдавало человека, не изведавшего ужасов военного коммунизма.

- Добрый день, мадам Данилофф, - сказала она по французски.

Повеяло забытым, головокружительным ароматом дорогих духов. У дамы было крепкое сухое рукопожатие, из под шляпки на Таню смотрели серые, очень красивые и холодные глаза.

- Мама, кто это? - испуганно прошептал Миша.

- Вы не предупредили, что явитесь с ребенком, - строго заметила дама, - и почему я видела возле вас какого то мужчину? Кто это?

- Никто. Посторонний человек, он подошел случайно, - виновато пробормотала Таня, - а сына я никак не могла оставить дома. Простите.

- Ну, ладно, не будем стоять на месте, мы привлекаем внимание, идемте куда нибудь.

Они двинулись вперед, к Арбату. Миша молчал, изумленно и обиженно. Дама ему не понравилась, к тому же шли опять слишком быстро. Он вырвал руку, забежал вперед, встал, вскинув голову, уперев кулачки в бока, и громко спросил:

- Мамочка, эта белая дама кто?