Читаем Источник солнца полностью

Настя не была трус. Но она не знала, как и чем тут можно вообще помочь. Ибо выплыли на сцену дела давно минувших лет, о которых Декторы привыкли молчать. Дела эти были некрасивы, не героичны – ничего достоинству каждого из Декторов не прибавляли. Скорее наоборот. Бывают в жизни такие времена, которые не поддаются сжиманию памятью. Из них невозможно выделить чудодейственный экстракт мысли, невозможно свести их к одной картине, жесту, предмету. Они не метонимичны по своей природе. Они так и остаются в нас, в нашем прошлом целыми огромными кусками. Мы вынуждены всякий раз проживать их во всей полноте и первозданности. Все в них – каждая деталь, малейшая деталь, – так важно, что живет равноправно, равноценно. Благо, когда дела эти созидательны. Но казнь египетская, когда разрушительны.

Настя и Евграф Соломонович имели за душой одно такое большое дело. И имя этому делу было Марк Марк. И дело это было первой жизнью Евграфа Соломоновича. И жизнью едва ли прервавшейся с появлением в ней Насти. Дело это потащило за собой такой громадный хвост следствий и всяческих положений, что, памятуй о всех них Евграф Соломонович постоянно, он бы давно прекратил свои дни на этом бренном свете. И вот он двадцать с лишним лет старался жить в своем скворечнике на самом верху березы, старательно игнорируя соседскую кошку. Ан не вышло: лапы были длинны у кошки, и кошка была сильнее.

Потому что она не пряталась.

И ей было нечего стыдиться.

Не бывает ни хороших, ни плохих людей на все сто. Но те люди, которые ближе все-таки к хорошим, жили когда-нибудь как самые что ни на есть плохие. Любили в полсилы, платили в полцены, желали в полмеры. Потом, конечно, разобрались, какова для них посильная и мера и цена. Но тогда…

Евграф Соломонович вздохнул, и Настя перестала сдерживаться: она отложила Шерлока Холмса в сторону и совсем уж некрасиво разрыдалась. Со всеми положенными всхлипами и сопами. И вот тут-то Евграф Соломонович и струсил. Стоял и смотрел, как она плачет. Минуты две стоял. Потом подошел, неловко провел рукой по ее волосам и заперся у себя в кабинете, чтобы не выходить до рассвета следующего дня. Настя от этого извиняющегося прикосновения расплакалась еще пуще. Совсем как маленькая. Но попроси она Евграфа Соломоновича ее успокоить, приласкать, уверить, что все как-нибудь да образуется, она бы failed, как любят говорить американцы. Не succeeded в этом Евграф Соломонович. Увы.

Да и по большому счету никто из них двоих не знал конкретно, по чему он плачет или разводит руками. Вполне возможно, что поводы были разными. Вполне возможно: один – по прошлому, другой – по настоящему.

За окном на улице сработала сигнализация у какого-то автомобиля, и вой сирены отвлек обитателей трехкомнатной квартиры на Красноармейской от их непростых дум. Настя положила ладонь на книгу, собираясь через какое-то время снова приняться ее читать; Артем проиграл Сашке плюшевого зайца в перетягивании его из стороны в сторону, а Евграф Соломонович поставил кляксу на только что заправленном в пишущую машинку листе. Рукопись пьесы покоилась на подоконнике, как законный старожил сих мест, и наблюдала оттуда за странным действом, которое творил ее горемычный автор: автор сочинял совершенно невозможную вещь! Он, не поверите, сочинял…

…безносый медведь Майор Ковалев угрожающе кивнул пьесе с пола, запрещая болтать лишнее. Пьеса, довольная собственной смекалкой, изобразила полнейшее равнодушие и отвернулась к окну. Тем более что там – за окном – так красиво загорались вечерние огни.

Глава 22

Рано или поздно, под старостьИли в расцвете лет,Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся,Стараясь понять, откуда прилетел зов…А. Грин

Один мой замечательный друг толкнул такую мысль: на том свете мы проживем все горести и радости за тех людей, которым мы их причинили. Вот ты сидел когда-нибудь на скамейке в парке, и к тебе подошел паренек из какого-нибудь общества помощи непонятно каким там сиротам, попросил денежку, и ты дал. Вероятно, никаких сирот и не было, но ты ведь хорошее дело сделал, правда? Не факт, конечно, что по теории моего друга ты непременно станешь тем пареньком в парке, пекущимся о сиротах. Может быть, ты станешь разменной монетой в его руке. Но есть она, есть эта таинственная связь неназываемого и смутного: тебя с пареньком, паренька – с монетой. Это, грубо говоря, бессмертие.

А ты думал иначе?


Сказка о том, как один маленький мальчик источник Солнца искал

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая классика / Novum Classic

Картахена
Картахена

События нового романа Лены Элтанг разворачиваются на итальянском побережье, в декорациях отеля «Бриатико» – белоснежной гостиницы на вершине холма, родового поместья, окруженного виноградниками. Обстоятельства приводят сюда персонажей, связанных невидимыми нитями: писателя, утратившего способность писать, студентку колледжа, потерявшую брата, наследника, лишившегося поместья, и убийцу, превратившего комедию ошибок, разыгравшуюся на подмостках «Бриатико», в античную трагедию. Элтанг возвращает русской прозе давно забытого героя: здравомыслящего, но полного безрассудства, человека мужественного, скрытного, с обостренным чувством собственного достоинства. Роман многослоен, полифоничен и полон драматических совпадений, однако в нем нет ни одного обстоятельства, которое можно назвать случайным, и ни одного узла, который не хотелось бы немедленно развязать.

Лена Элтанг

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Голоса исчезают – музыка остается
Голоса исчезают – музыка остается

Новый роман Владимира Мощенко о том времени, когда поэты были Поэтами, когда Грузия была нам ближе, чем Париж или Берлин, когда дружба между русскими и грузинскими поэтами (главным апологетом которой был Борис Леонидович Пастернак. – Ред.), была не побочным симптомом жизни, но правилом ея. Славная эпоха с, как водится, не веселым концом…Далее, цитата Евгения Евтушенко (о Мощенко, о «славной эпохе», о Поэзии):«Однажды (кстати, отрекомендовал нас друг другу в Тбилиси ещё в 1959-м Александр Межиров) этот интеллектуальный незнакомец ошеломляюще предстал передо мной в милицейских погонах. Тогда я ещё не знал, что он выпускник и Высших академических курсов МВД, и Высшей партийной школы, а тут уже и до советского Джеймса Бонда недалеко. Никак я не мог осознать, что под погонами одного человека может соединиться столько благоговейностей – к любви, к поэзии, к музыке, к шахматам, к Грузии, к Венгрии, к христианству и, что очень важно, к человеческим дружбам. Ведь чем-чем, а стихами не обманешь. Ну, матушка Россия, чем ещё ты меня будешь удивлять?! Может быть, первый раз я увидел воистину пушкинского русского человека, способного соединить в душе разнообразие стольких одновременных влюбленностей, хотя многих моих современников и на одну-то влюблённость в кого-нибудь или хотя бы во что-нибудь не хватало. Думаю, каждый из нас может взять в дорогу жизни слова Владимира Мощенко: «Вот и мороз меня обжёг. И в змейку свившийся снежок, и хрупкий лист позавчерашний… А что со мною будет впредь и научусь ли вдаль смотреть хоть чуть умней, хоть чуть бесстрашней?»

Владимир Николаевич Мощенко

Современная русская и зарубежная проза
Источник солнца
Источник солнца

Все мы – чьи-то дети, а иногда матери и отцы. Семья – некоторый космос, в котором случаются черные дыры и шальные кометы, и солнечные затмения, и даже рождаются новые звезды. Евграф Соломонович Дектор – герой романа «Источник солнца» – некогда известный советский драматург, с детства «отравленный» атмосферой Центрального дома литераторов и писательских посиделок на родительской кухне стареет и совершенно не понимает своих сыновей. Ему кажется, что Артем и Валя отбились от рук, а когда к ним домой на Красноармейскую привозят маленькую племянницу Евграфа – Сашку, ситуация становится вовсе патовой… найдет ли каждый из них свой источник любви к родным, свой «источник солнца»?Повесть, вошедшая в сборник, прочтение-воспоминание-пара фраз знаменитого романа Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков» и так же фиксирует заявленную «семейную тему».

Юлия Алексеевна Качалкина

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт
Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт

Юдоре Ханисетт восемьдесят пять. Она устала от жизни и точно знает, как хочет ее завершить. Один звонок в швейцарскую клинику приводит в действие продуманный план.Юдора желает лишь спокойно закончить все свои дела, но новая соседка, жизнерадостная десятилетняя Роуз, затягивает ее в водоворот приключений и интересных знакомств. Так в жизни Юдоры появляются приветливый сосед Стэнли, послеобеденный чай, походы по магазинам, поездки на пляж и вечеринки с пиццей.И теперь, размышляя о своем непростом прошлом и удивительном настоящем, Юдора задается вопросом: действительно ли она готова оставить все, только сейчас испытав, каково это – по-настоящему жить?Для кого эта книгаДля кто любит добрые, трогательные и жизнеутверждающие истории.Для читателей книг «Служба доставки книг», «Элеанор Олифант в полном порядке», «Вторая жизнь Уве» и «Тревожные люди».На русском языке публикуется впервые.

Энни Лайонс

Современная русская и зарубежная проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза