Источник судьбы

А Рерик, не поняв, чего хотела Сванхейд, но доверяя ей, обнял Сигвару за талию и посадил к себе на колени. Та сопротивлялась, но больше для вида, делала вид, будто хочет увернуться и уйти, и при этом посматривала на Гудлейва: видишь, конунг, я нравлюсь и другим знатным вождям! Рерик тыкался лицом в ее шею и волосы, делая вид, будто совсем пьян и ничего не соображает. Кстати, Сигвара и правда была весьма привлекательна, и в другое время он бы по-другому отнесся к этим заигрываниям… Но все его мысли были с Сванхейд, и на Сигвару он смотрел, как… как на подушку из гагачьего пуха, которая зачем-то уселась к нему на колени.

То же продолжалось и в следующие три или четыре дня. Сванхейд не выходила и не поднималась с постели, а Сигвара весь день и весь вечер терлась возле Рерика, и он болтал с ней, притворяясь, будто ее общество нравится ему все больше и больше. На самом деле его увлекало только то, что она говорила ему об Сванхейд и от имени Сванхейд. Через три дня замысел окончательно созрел, и Рерик окончательно уверился, что Сванхейд держит в руках те нити, что тянутся с веретен трех могучих дев, живущих возле источника Урд.

А между тем, как ни сильно был Рерик одолеваем божественными и любовными помыслами, земная жизнь не стояла на месте. Смалёнд деятельно готовился к походу, и уже пятнадцать кораблей были снаряжены, люди собраны и ожидали только знака к выступлению. Анунд с каждым днем волновался все больше и постоянно торопил Рерика, требуя скорее трогаться в путь. Люди тоже не хотели ждать, тратить понапрасну съестные припасы, с риском упустить хорошую погоду. И наконец Гудлейв назначил день принесения жертв, чтобы попросить у богов предзнаменований для воинов.

К тому времени Рерик уговорил королеву Рагнхильд погадать для него. Он, пожалуй, предпочел бы, чтобы это сделала Сванхейд, но та по-прежнему притворялась больной и не вставала с постели, к тайному удовлетворению Гудлейва, почитавшего это своей заслугой, а заодно и Анунда. Зато бабка Рагнхильд, напротив, смягчилась к Рерику, при помощи женского чутья и житейской наблюдательности поняв, что он не причастен к коварным замыслам Гудлейва и даже им противостоит.

В избранный день все население конунговой усадьбы и ближайшей округи собралось в долине, где шумела священная роща. Поглядеть на гадание собрались сотни людей – многие из тех, кто собирался с Рериком в поход, да и остающиеся дома хотели посмотреть на священнодействие. Зрители расположились на склонах ближайших холмов, откуда им все было видно как на ладони. Ведь входить в рощу имел право только сам конунг, приносящий жертвы, да и стоять поблизости – только самые знатные и сведущие люди.

На опушке рощи, выступив вперед, будто полномочный представитель древесного царства, рос могучий ясень, высокий, старый, но еще мощный и очень красивый. На его ветви вешались жертвенные животные и прочие дары, и в траве у его подножия сплошным покровом белели старые кости, вымытые дождями и вылизанные ветрами. Под ясенем располагался алтарь – необработанная каменная глыба с плоской верхней стороной. Сейчас перед алтарем собрались все трое конунгов – Гудлейв, Рерик, Анунд, королева Рагнхильд, фру Торгерд, фру Хильдеборг с мужем, Вемундом харсиром. Пришел Рагнар лагман с сыном, который только что вернулся из поездки, Берг харсир, Гейр харсир и еще некоторые знатные люди. Из дружины Рерика позади него стояли Орм Шелковый, приехавший вместе со всей семьей, ярлы Гейр и Аслейв, фризы Вильберт и Бальдвин. Отец Хериберт, само собой, остался дома, горько вздыхать и молить Бога о милости к заблужающемуся, который, уже будучи крещен, вернулся к кровавым обычаям предков.

Право приносить жертвы в священной роще принадлежало конунгу, но Гудлейв объявил, что сегодня уступает его Рерику. Его знатный род и близкое родство с конунгами Смалёнда допускало такую замену. Свое решение Гудлейв объяснил тем, что, дескать, именно Рерику нужно благоволение богов в предстоящем походе, поэтому пусть сам и просит о ней. Но Рерик, а с ним и бабка Рагнхильд оба догадывались, что истинная причина другая: виновный во вредоносном колдовстве, да еще по отношению к дочери конунга и жрице Одина, Гудлейв просто не решался войти в священную рощу, не смел обратиться к богам, боясь, что они разоблачат и покарают его. За то, что он сделал, боги запросто могли бы направить жертвенный нож в его собственное горло, превратить ветвь ясеня в копье, которое пронзит недостойного, а другую ветку – в петлю, на которой он повиснет, как жертва Одина.