Сейчас Сэйзед не выпускал содержимое железной метапамяти – это бы сделало его тяжелее, – наоборот, начал заполнять ее, отдавая собственную массу. Тело стало практически невесомым, и падение замедлилось.
Ученые из Терриса многое говорили об использовании железной метапамяти. Объясняли, что ее сила меняла не массу человека, а лишь то, как земля на него воздействовала. Падение Сэйзеда замедлилось не потому, что уменьшился вес, оно замедлилось потому, что террисиец стал больше и парил на ветру. На самом деле тело только казалось легким.
Каковы бы ни были настоящие причины, Сэйзед падал не так быстро. Тонкие металлические браслеты на ногах удерживали его в вертикальном положении. Террисиец раскинул руки и слегка изогнулся, позволяя ветру толкать себя. Спуск не походил на падение листа или пера. Не падал Сайзед и подобно камню, а контролировал свое неторопливое движение вниз. Когда террисиец, хлопая одеждами, пролетел мимо Марша, тот проводил его любопытным взглядом.
Приближаясь ко дну кратера, Сэйзед открыл пьютерную метапамять и почерпнул немного силы, чтобы смягчить приземление. Он все же ударился, но, поскольку тело теперь почти ничего не весило, удар вышел совсем слабым – не пришлось даже сгибать колени.
Перестав заполнять железную метапамять, Сайзед отпустил пьютерную и спокойно дождался Марша. Рядом валялось то, что осталось от подъемной клети, еще террисиец с беспокойством заметил сломанные железные кандалы. Похоже, не все посетители Обители приходили сюда по доброй воле.
Когда ко дну приблизился Марш, туман уже сгустился. Сэйзед прожил среди туманов всю жизнь, но впервые чувствовал себя так неуютно. Казалось, туман вот-вот начнет душить. Убьет, как убил, похоже, старого Джеда, бедолагу-фермера, чью смерть расследовал Сэйзед.
Преодолев последние десять футов, Марш приземлился с проворством алломанта. Сэйзед провел достаточно времени рядом с рожденными туманом и всегда восхищался способностями, дарованными алломантией, однако по-настоящему никогда не завидовал. Алломанты умели сражаться, но не могли расширять память, получая доступ к мечтам, надеждам и верованиям, накопленным за тысячи лет. Вылечить человека или научить нищую деревню удобрять почву рожденные туманом тоже были не способны. Внешне менее эффектная, метапамять ферухимиков представлялась куда важнее для общества.
Кроме того, Сэйзед знал несколько ферухимических трюков, которые застали бы врасплох даже самого подготовленного воина.
– Идем. – Марш вручил ему мешок.
Кивнув, террисиец последовал за инквизитором. Идти рядом с Маршем было непривычно: Сэйзед редко встречал людей такого же роста, как и он сам, хотя даже среди высоких от природы террисийцев считался долговязым. Слишком длинные руки и ноги стали результатом того, что Сэйзеда кастрировали в очень юном возрасте. Вседержитель умер, но Террису предстояло еще долго ощущать на себе последствия навязанного образа жизни и контроля рождаемости. С их помощью Вседержитель надеялся отнять ферухимические способности у террисийского народа.
Обитель Серан простерлась над ними во тьме; со дна кратера она казалась еще более угрожающей. Марш зашагал прямо к входным дверям – Сэйзед поспешил следом. Ему не было страшно. Тревожило другое: хранителей осталось слишком мало, и если он умрет, станет еще на одного меньше из тех, кто способен путешествовать, восстанавливая утерянные знания и обучая людей.
«Хотя я сейчас этим не занимаюсь…»
Марш смотрел на массивные стальные двери. Потом толкнул плечом одну из створок, явно воспламенив пьютер, чтобы увеличить силу. Сэйзед поспешил на помощь, однако дверь не шелохнулась.
Ничего не оставалось, как обратиться к пьютерной метапамяти. Мышцы тотчас же увеличились в размере. В отличие от алломантии у ферухимии присутствовал и внешний эффект: тело Сэйзеда стало телом воина, он сделался в два раза сильнее, шире. Навалившись вдвоем с Маршем, они наконец справились с дверью.
Та даже не скрипнула – повернулась медленно, ровно, открыв длинный и темный коридор.
Отпустив пьютерную метапамять, Сэйзед вернулся к своему нормальному облику. Марш вошел в Обитель, ноги его взбивали начавший просачиваться туман.
– Марш? – окликнул Сайзед. – Я там ничего не увижу.
Инквизитор повернулся:
– Твоя ферухимия…
Террисиец покачал головой:
– Даже с ее помощью я мало что смогу разглядеть в полной темноте. А кроме того, опустошу оловянную метапамять за несколько минут. Мне нужен фонарь.
Немного помедлив, Марш кивнул. Потом повернулся и быстро исчез в темноте.
«Итак, инквизиторам не нужен свет».
Этого следовало ожидать: штыри полностью уничтожили глазные яблоки. Неведомая сила, позволявшая инквизиторам ориентироваться, работала в темноте так же хорошо, как и при дневном свете.
Марш вернулся через несколько минут с лампой в руке. Судя по цепям, которые Сэйзед видел в спускаемой клети, у инквизиторов должны быть рабы и слуги. Только куда они подевались? Сбежали?