Исток

Прыжок. Хрустнула сломанная шея. Жарка выхватила из ножен мертвеца меч. Слишком тяжелый, но все же острый. С двумя другими она расправилась еще быстрее.

Покачнулась, пальцы разжались.

Тело потеряло чувствительность. Деревянно завалилось на пол.

— И как она пробралась в замок?

— Это мальчик, господин.

— Ты слепой! — прикрикнул Фарт, указывая на скованную мышечной блокадой полукровку. — Девка, полуэльфийка. Возьмем с собой. Что встал, бери ее на плечо.

Развилку они нашли, когда солнышко почти скатилось к горизонту. Хорхе придержал коня.

— Здесь. — Никаких примет, помимо убежденности воина, не было.

— Дальше-то куда? — спросил эльф, которому не нравилось долго стоять на открытом месте.

— Во-он туда, — махнул рукой воин.

Путники свернули под прямым углом и направились дальше.

— От Жарки с Майорином нет вестей со вчерашнего дня, — бросил Филипп. — Велор, ты ее чувствуешь?

— Нет. Как только она попала в этот замок, она будто исчезла.

— Зачем мы вообще месим снег, когда есть такой подозрительный замок! — возмутился дворянин.

— Потому что так надо! — проворчал Хорхе. — Тем более…

— Что, Хорхе?

— Прямо посмотри, дурень!

Лес постепенно стал реже, деревья расступались, а в излучине речки, питавшей истоковицкий пруд, стояла темная серая крепь.

В дверь заколотили, пахнуло грозой, пеплом, деревянные доски, хрустя как сломанные кости, посыпались на пол. Старики, коротающие вечер за разговором, встрепенулись. Ровно гудело пламя.

Зятлик взмахнул ладонью, гоня красные горячие языки. Пламя отпрянуло, но понукаемое чьей-то волей с двойным усилием устремилось дальше.

По лысой голове Фотия тек пот.

— Как в бане прям, — сказал он, заслоняясь от огня.

Вокруг двух старцев засветилась голубоватая сфера воды.

— Решил нас сварить? — уточнил Зятлик, утирая глаза бородой.

— Жареное в нашем возрасте вредно.

Огонь продолжал гудеть, постепенно расправляясь со стенами Зятликового дома.

— Надо уходить. — Фотий развел ладони в стороны. — Держись за мной.

Лестница хрустнула, ломаясь. Зятлик, бледнея от усилия, поднял в воздух уцелевшие ступени, они послушно повисли в воздухе. По ним тоже гуляло пламя, обжигающее даже сквозь водяную сферу. Фотий зашептал, пристукнул ногой, от нее серебристым узором побежала ледяная корка. Огонь топил корку, Отшельник пристукивал ногой, восстанавливая защиту.

Первый этаж горел, плотная стена дыма не позволяла разглядеть, что впереди.

— Мои книги… резной сундук из Атыней, мои…

— Зятлик! Приглуши вой. Чую я, что к выходу пробираться бессмысленно.

Будто в подтверждение слов Фотия, хрупнуло перекрытие, оседая. За спинами обвалилась потолочная балка.

Огонь гудел.

— Мой дом…

— Тряхни стариной, друже. А я сферу подержу…

— Но тогда…

— Зятлик, если ты останешься жив, я завещаю тебе всю свою библиотеку! — прикрикнул Отшельник.

Глаза старика, похожего на козла, заблестели. В библиотеку Фотия посылали даже из Инессы.

— Давай уже, старый козел, соображай! — брюзжал Отшельник.

Зятлик тряхнул козлиной бороденкой, кхекнул, поднял тонкую иссушенную годами руку со скрюченными пальцами и тихонько запричитал:

— Мой домик, мои книги, мои записи… — Пламя пригнуло красные жадные лепестки. Зятлик продолжал: — Мое креслице, такое удобное, у меня болит спина, я заказывал его у специального мастера… — Стены становились прозрачней, исчезая. Пламя, еще недавно поглощавшее все вокруг, осталось без пищи. — Мои сапожки, расшитые Зуричкой. Ее уж годочков пятьдесят нет на свете, я их не носил. Хранил, чтобы в них похоронили…

Последней, исчезла крыша. Зятлик печально вздохнул, побелел и завалился на друга — заклятие развоплощения требовало полной растраты резерва. Колдун поймал Зятлика, с тихим щелчком лопнула сфера. Два старика в закопченной одежде стояли посреди черного выжженного участка, где три минуты назад стоял добротный двухэтажный дом истоковицкого колдуна.

С каждым днем просыпаться хотелось все меньше и меньше. Остатки, дребезги нормальной привычной жизни приходили хотя бы во снах, иногда в очень странной форме, но все же приходили.

Я просыпалась по ночам, резко, будто выныривая на поверхность, и только когда толстые одеяла скатывались с разморенного во сне тела, просыпалась по-настоящему, разбуженная зимним холодом.

А зима уже вошла в полную силу, раскинув шлейф своего белого богатого мехами одеяния на троне.

Зима…

На речках наверняка пасется ребятня, самые смелые из которых уже сейчас приматывают лезвия к катанкам, чтобы закружиться на льду, оставляя прихотливые узоры резкой вязи.