Исток

— Фарт судорожно собирается покинуть замок.

— Порталом?

— Химер — порталом, слуг и стражу — санями. Они собрались подняться по Сабельке к хребту.

Элина поморщилась:

— Помоги мне его вытащить.

— Да, сейчас. Нам надо найти Пересмешника и Борца.

— Нам? Или тебе?

— Мне, — признался мужчина. — Мне. Но я надеялся, что ты мне поможешь…

— Ну что ж, Сворн… — Магичка криво усмехнулась. — Пожалуй, помогу, но сначала ты поможешь мне вытащить это тело на улицу.

— Не вытаскивай. Не надо. Лучше сожжем землянку вместе с ним.

— Хм… а это идея…

Рысь насторожилась, кисточки затрепыхались, бегущий позади остановился, озираясь.

Рысья морда сморщилась — кошка зашипела, заложив уши назад. Лошадь одного из всадников шарахнулась назад.

— Дура! — выругался всадник. — Тихо! Опа-опа!

К рыси подоспел друг. Теперь обе лошади рванули удила, забывая о боли в зверином страхе перед оборотнями. Спутник рыси не был ни зверем, ни человеком. Всадники переглянулись, силясь справиться со взбесившимися лошадями.

Глаза оборотня погасли, один начал косить, из ярко-желтого сделавшись светло-карим.

— Тшшш… — прошептал оборотень. — Хватит… Тсс…

Копыта, молотящие снег, остановились.

— Ты напугал наших лошадей! — зло выкрикнул всадник.

— Не надо было выезжать мне навстречу. Кис, тихо, не шипи.

— Борец, — буркнул второй всадник. — Наш.

— Борец? Лавт Борец? Оборотень. Как я не догадался.

Косой скептически посмотрел на незнакомцев. Заметил раскосые глаза и рыжие волосы первого всадника и длинную русую бороду второго. Заметил, что у рыжего за плечом вместо меча была лютня, а шапка сидела довольно косо.

— Владычица Инессы не велит доверять всяким проходимцам, — буркнул оборотень.

— Да, государыня у нас осторожная… Но неужто илнесцы не узнают своих собратьев на чужбине.

— Кому где чужбина… Пересмешник, — все еще сомневаясь, сказал Борец. — А ты, значит, Люта Молчун?

— Он самый, — ответил за приятеля Пересмешник. — Ты не думай, прозвище он свое оправдывает, молчать может седмицами, ибо не видит в словах особого смысла.

— А ты, я вижу, за двоих горазд трепаться.

— А ты в тварь какую-то обращаешься. В какую, кстати?

— В мохнатую. С четырьмя лапами и хвостом. Кис, иди ко мне.

— А это твоя подружка?

— Умгу, — промычал Лавт. — Сестрица. И куда вы путь держите… Коллеги?

— А ты куда?

Мужчины замолчали, в воздухе повисло напряжение.

«Не так уж легко подделаться под менестреля и молчуна», — думал Борец.

«Мало ли оборотней?» — тревожился Нежад Пересмешник.

Только Люта Молчун ничего не думал, благо привык молчать даже в мыслях.

— Есть тут…

— Один…

— Замок…

— Надо бы…

— Проверить.

— Поехали уже… — неожиданно изрек Люта. — Павлины!

— А вдруг он…

— Наш он, — доверительно сообщил Люта и замолк.

Нежад мысленно подсчитал, сколько Молчун произнес слов за сегодняшний день, выходило, что следующих дожидаться придется около месяца.

Город спал. Дремали стражники на стене, избалованные спокойной жизнью. Храпели в своих домах горожане, прижав к бокам супруг или любовниц. Свистели носами одинокие старые девы, зажав одеяла меж дряблых коленей. Мурлыкали во сне девицы, сопели дети, причмокивающие во сне губами. Город спал.

Но не весь. Редрин Филин ходил по своей опочивальне, как зверь по клетке. Будь у него чуть меньше спеси и достоинства, он начал бы бросаться на стены. Но не бросался, ему хотелось думать, что честь и достоинство еще не пустой звук. Вспоминать про спесь он не стал, ибо не считал себя спесивым. Филин грузно ходил, пересчитывая узорные квадраты хордримского шерстяного ковра, который ткали тридцать восемь лет. Государю было чуть больше сорока, немного старше ковра, совсем чуть-чуть.

Редрин Филин прошелся по каемке, повернул на углу и пошел на дцатый круг.

Он старательно вспоминал донесение Яриния, отчет Мадеры, сплетни, пущенные им для вящей надежности, песенки одной залетной птички — одного из лучших соглядатаев, и донесения армии шпионов, которых Филин для удобства про себя именовал «мышками».

И ничего из вышеперечисленного ему не нравилось.

Не нравилось ему донесение Мадеры, что Цитадель полна сил и желания развязать противостояние с Инессой.

Не нравилась пламенная речь Яриния, что в Цитадели что-то де происходит, знать бы что, и с какой стороны на это смотреть.

Не нравилась песня птички о пропавших детях, драке в Уктопицах и неясной пока гибели Фотия Отшельника, в которой яро обвиняли некого Зятлика из Истоковиц, мол, чего-то не поделили старики-колдуны.

Не нравились и сплетни, собранные дворецким, эдакой дворцовой крысой. Крыса была умна, стара и пронырлива. Подслушала везде, куда смогла пролезть, а это был очень длинный список мест и личностей. По словам крысы, выходило, что Яриний слишком много и слишком часто беседует с цитадельскими магами и слишком долго и слишком часто спит с его — государя — женой.

Редрин Филин остановился, потоптал угол хордримской крашеной тряпки, взмахнул руками и очень неуклюже прыгнул в середину.