Заме-ча-тель-но!.. — ликовала душа Никиты.
Безусловно, следовало ожидать, что в первое время молодой монарх попытается самолично вникать во всякое дело, дабы утвердить себя в мысли о самодержавном правлении, — он начнёт издавать указы, назначать своих приближённых на все ключевые посты, а прежде назначенных станет смещать и даже карать.
Всякий новый правитель с этого начинает, всякий считает себя умнее своего предшественника и надеется сделать больше для блага отечества.
Искусство управлять государством есть умение провидеть отдалённые последствия своих действий, что особенно трудно, когда дело приходится иметь со столь ненадёжным материалом, как люди — вздорные и себялюбивые, непоследовательные и тщеславные... Умный правитель должен ставить их в такие условия, чтобы у них не оставалось иного выхода, кроме предначертанного.
Толпа, даже высокопоставленная, предоставленная самой себе, несёт в себе опасность самоуничтожения. Ради их же спокойствия следует поддерживать установленный прежде порядок.
Вскоре после первых перестановок молодому монарху придётся смириться с тем, что ноша, принятая на его плечи, окажется непосильной, и тогда у членов синклита появится реальная возможность влиять на политику империи, а не быть исполнителями партии хора в трагедии, которую вздумал сочинять и единолично исполнять кесарь Варда.
Благодарение Господу, но с этого дня не один только Варда станет вершить судьбами государства, и не только ему будут перепадать и триумфы, и прочие блага.
Что же до исправления судопроизводства и прочих решительных перемен, то молодому монарху подобные занятия пойдут только на пользу. Через самое непродолжительное время Михаил и сам убедится, что трогать систему, складывавшуюся на протяжении целых столетий, попросту опасно! Если он не глупец, он сделает должные выводы. Если же выводы сделаны не будут, Михаила ожидает незавидная участь.
Нынче же вечером, когда соберутся собеседники, они непременно начнут обсуждать утренний приём, и нужно будет к такому случаю рассказать исторический анекдот: «Харонд, законодатель греческих колоний в Сицилии и Калабрии, живший за семь веков до Рождества Христова, постановил, чтобы всякий, предлагающий какое-либо изменение существующего закона, выходил на агору с верёвкой на шее. И если его предложение об изменении закона не получало единодушного одобрения, неудавшегося ниспровергателя закона следовало немедленно вздёрнуть на ближайшем суку...»
Занятно, а решился ли бы молодой монарх изменять существующее судопроизводство, если бы его понуждали ежеутренне выходить в Хрисотриклиний с шёлковой верёвкой на шее?..
Впрочем, что за чушь порой лезет в голову? — малодушно подумал престарелый эпарх и, придав своему лицу весьма серьёзный вид, стал внимательно вслушиваться в те слова, которые диктовал император своему личному секретарю Георгию.
— Бог, создавший распорядок всему сущему на земле и сплотивший всё благоустройством, начертавший перстом своим на скрижалях Закон, провозгласил совершенно ясно, чтобы род человеческий, им благоустроенный, не пытался обижать безнаказанно друг друга, чтобы более сильный не наносил бы ущерба более слабому, но чтобы деяния каждого расценивались справедливой мерой...
Господи, да кто же укажет нам эту самую меру? — вздохнул про себя эпарх Никита, не поднимая подслеповатых глаз от мозаичного пола и изображая на лице сосредоточенное внимание.
У каждого смертного — свои представления о справедливости, и что хорошо и полезно для одного, покажется и нелепым и даже обидным другому. Так уж устроены люди, что не могут никак обойтись без попрания прав другого. И вся справедливость заключается лишь в том, чтобы властвовал человек более сильный.
Самому себе молодой император, вероятно, казался в эти сладостные минуты властвования и мудрым и справедливым, но в глазах опытного вельможи он выглядел чрезвычайно напыщенным, едва ли не смешным.
Разумеется, на словах можно провозглашать торжество справедливой меры, но у кесаря Варды, следовало полагать, есть своё представление о мере справедливости, да и комит Опсикия, которого завтра доставят в Большой Дворец завёрнутым в сырую бычью шкуру, имеет свои представления о справедливости.
— Господь и Творец всего, Бог наш, создавший человека и отличивший его от прочих тварей свободной волей, дал ему по слову пророка Закон на помощь, и посредством оного сделал известным, что следует делать и чего надо избегать для того, чтобы одно было избираемо как содействующее спасению, а другое отвергаемо, как ведущее к неизбежному наказанию...
Слушая императора, эпарх Никита озадаченно вздыхал — ведь и эту, как и всякие иные императорские новеллы, Никите придётся оглашать народу, и не в одном каком-то месте, но на двух или трёх самых людных форумах...
Пожалуй, напрасно император нанизывает так много витиеватых слов, простой народ уже не воспринимает подобные плетения словес, ему нужно говорить просто и без затей — вот за эти деяния тебя казнят, за эти — помилуют, а за эти от казны награда выйдет.