Исток

Вместо возвышенных мыслей о Боге в душу проникли греховные вожделения, а перед глазами, словно наяву, вновь предстала прекрасная и недостижимая гетера.

Не было у Георгия литры золота.

Не было даже литры серебра.

Наследник огромного состояния, Георгий не мог им распоряжаться, а дядя Феофилакт, являвшийся душеприказчиком, разумеется, не пожелает принимать к оплате счета за любовные утехи. Да и кто же сможет прислать Феофилакту подобный счёт, уж не гетера ли?

Внезапно Георгий бросился к своему ларцу и, порывшись в нём, отыскал массивный золотой браслет, украшенный крупными рубинами. Присовокупив к браслету золотую цепь, Георгий позвал домашнего раба и повелел ему отправляться в регеон Арториан, вручить лично в руки хозяйке дома сии подарки, а на словах передать, что дары посланы тем молодым господином, который давеча видел её на форуме Константина.

Раб убежал, а Георгий в ожидании его возвращения не мог найти себе ни места, ни занятия — то принимался бродить по анфиладе покоев, то хватал в руки фиал с вином, то падал на колени перед тёмной иконой Девы Марии, бессвязно шепча греховные и страстные молитвы.

Наконец послышался стук отворяемой двери.

   — Мой господин!.. — воскликнул довольный раб.

   — Ты сделал всё, как я велел?

   — Да.

   — Ты видел её?

   — Да.

   — Что она сказала?

   — Мой господин!.. Госпожа Анастасия приняла твой дар и просила тебя приехать к ней без промедления.

   — Так она сказала?

   — Да!

   — Эй, на конюшне!.. Седлать серого жеребца! Эй, слуги!.. Одевайте меня, живо!

А раб, сообщивший приятную весть, получил в награду золотую монету.

Спустя самое короткое время Георгий уже скакал во весь опор по затихающим улицам города, примчался к воротам знакомого дома в регеоне Арториан и уверенно постучал.

Послышались шаркающие шаги привратника, беззвучно распахнулись обе створки ворот.

Георгий спрыгнул на землю, небрежно бросил поводья сонному стражу ворот и побежал к освещённому множеством светильников особняку Анастасии.

Когда же юноша единым духом взлетел по мраморным ступеням на увитую виноградом террасу, то остановился, поражённый в самое сердце.

За пиршественным столом важно восседали высокопоставленные сановники, неспешно потягивали разбавленное вино из дорогих стеклянных чаш, вполголоса беседовали, в то время как две полуобнажённые рабыни услаждали слух гостей игрой на кифарах.

Юная служанка провела Георгия к столу, указала ему место между сухопарым желчным эпархом столицы Никитой Орифой и тучным протоспафарием, прибывшим в Константинополь, судя по его виду, из какой-то малоазийской фемы.

Важные вельможи ненадолго прервали застольную беседу, со снисходительным любопытством оглядели Георгия и продолжили разговор.

   — Империи не нужны войны, это самоочевидно. Тем более вреда причиняют всякому государству затяжные войны, — вешал эпарх Никита. — Чем дольше длится война, тем скуднее её плоды даже в случае победы.

Никогда ещё не бывало так, чтобы война длилась несколько десятилетий, и это приносило бы выгоды хоть кому-нибудь...

   — Разве что бесчестным дельцам, наживающимся на военных поставках, — заметил провинциальный протоспафарий.

   — Мы не будем касаться в нашей беседе низких материй, — вяло поморщился эпарх. — Тем более когда речь идёт о блате империи... Всем миром, от жалкого варвара до великого государства, владеет страх исчезновения. Мы поставлены в такие условия, что не можем не воевать. Ромейская империя просто не имеет права исчезнуть, словно дым... Ибо именно на нашу империю возложил Господь великую и святую ответственность... Кто, если не мы, пронесёт через века величие и славу святой христианской идеи?..

О Господи, куда же я попал? — подумал Георгий. Летел, словно на крыльях, чтобы очутиться в объятиях обворожительной женщины, а оказался в занудной компании престарелых государственных мужей.

   — Христолюбивая наша империя никогда не претендовала на чужие владения, но постоянно вынуждаема была вести изнурительные войны с единственной целию — сохранить саму себя. На севере обретаются неисчислимые полчища диких варваров, с юга и востока вплотную подступили к границам измаилиты, с запада доносится бряцание оружия германцев, и Карл Лысый, на словах клянущийся в любви и присылающий посольства с щедрыми дарами ко всякому празднику, на деле норовит вцепиться зубами в наши отдалённые провинции... И что же остаётся нашему государству, как не пытаться с мечом в руках отстоять достояние, унаследованное от наших славных предков? Разумеется, мне могут возразить, что для предотвращения военных столкновений существует логофиссия дрома, однако успехи наших дипломатов столь незначительны, что не заслуживают похвалы, — с язвительной усмешкой заключил эпарх.

   — Никакие ухищрения дипломатов не смогут наставить этих дикарей на путь истины, — сказал малоазийский протоспафарий. — Может быть, следовало бы обратить в нашу веру хотя бы тех варваров, которые обретаются вблизи наших границ?

   — Свежая идея, — усмехнулся Никита. — Подскажите её при случае святейшему патриарху Игнатию.