Исток

   — Кто из высших иерархов осмелится совершить рукоположение? — спросил Фотий, внутренне уже готовый дать своё согласие.

   — Спасаясь от нападений измаильтян, из Сицилии в Город приехал архиепископ сиракузский Григорий, — оживлённо потирая руки, сказал Варда. — Вот он и совершит!

   — Ах, это будет Григорий... — с нотками разочарования произнёс Фотий.

   — Да, он давно пребывает во вражде с патриархом Игнатием и не упустит возможности насолить своему недругу.

   — Насколько всем известно, Игнатий лишил Григория сана...

   — А Григорий подал апелляцию Римскому Папе! И сам он не считает законным лишение сана от рук Игнатия. Важно другое — ты согласен занять патриарший престол?

   — Да, — поспешно сказал Фотий. — Согласен.

   — Вот и прекрасно! Полагаю, что нам нет нужды откладывать осуществление нашего замысла... Приготовления не займут много времени, — сказал на прощание Варда и подумал, что уж этот-то патриарх не посмеет отказать в причастии ни ему самому, ни его возлюбленной Евдокии.

* * *

Река Историй то течёт по гулким ущельям, сметая всё на своём пути, то растекается по равнине и неспешно несёт в своём потоке народы и государства...

В периоды равнинного течения Истории человек сравнительно мало подвергается риску, однако столь же мала и вероятность крупного успеха.

А в эпохи бурных преобразований всякий, кто осмеливается избрать великую роль, рисковал порой всем своим достоянием и даже самой жизнью, зато и выигрывал в случае удачного стечения обстоятельств весьма многое — либо царскую корону, либо великую славу, либо несметные сокровища, либо победу в сражении и лавры полководца...

За пять дней — с 20 по 25 декабря 857 года — Фотий последовательно прошёл все степени священства и к торжественной рождественской литургии приступил уже в сане местоблюстителя патриаршего престола. К моменту поставления в патриархи Фотию едва исполнилось тридцать восемь лет.

Главный парадокс судьбы Фотия состоял в том, что патриарший престол он должен был занять по праву, но стал патриархом случайно.

* * *

Вся жизнь Фотия — чередование блистательных взлётов и стремительных падений.

В его личности преобладали черты не духовного, но государственного деятеля, а прославился он в веках как видный учёный, писатель и богослов.

Его натура представляла собой противоречивый сплав детской непосредственности и любопытства — с осторожностью и боязнью последствий.

Он был одним из самых образованных людей своей непростой эпохи и выразил собою саму эту эпоху.

Всякий народ на историческом пути нуждается в поводыре.

У народа поводырями могут быть, вожди и пророки.

Порой в представлении современников они сливаются, но между ними существуют весьма значительные отличия.

Пророк бросает вызов существующему и отрицает настоящее во имя будущего.

Вождь объединяет волю масс в настоящем.

Пророк обладает идеальной силой.

Вождь обязан обладать силой реальной.

Пророка неизбежно побивают камнями, такова их участь, и это критерий того, в какой мере он исполнил своё предназначение.

Но если камнями забрасывают вождя, это тоже может служить вернейшим доказательством того, что он не справился со своей задачей то ли по недостатку мудрости, то ли потому, что спутал свои функции с функциями пророка.

Патриарх Фотий являл собой духовного вождя.

Фотий происходил из знатной константинопольской семьи, пострадавшей в иконоборческую эпоху. Обвинённый в еретическом злоумыслии, его отец был изгнан с государственной службы и полностью лишён своего имущества.

Но связи у семьи остались, и невзгоды не помешали Фотию получить разностороннее и лучшее по тем временам образование: он глубоко разбирался в вопросах юриспруденции, в совершенстве овладел искусством классической риторики и методами филологической экзегезы, что было следствием его начитанности в древних авторах.

Службу монарху Фотий начал в императорской гвардии, а государственная карьера вознесла Фотия сразу же на должность чиновника высшего ранга — протоспафария и асикрита — личного секретаря императора.

Жизненный путь Фотия не был усыпан розами — дважды его смещали с патриаршей кафедры и двенадцать раз предавали анафеме.

Фотий осмеливался спорить и с Папой Римским, и со своим императором, с клиром и синклитом...

В историю христианской церкви Фотий вошёл как человек, навсегда определивший разрыв между западной и восточной церквами, между православием и католичеством.

Человеку в мире чаще всего отводится роль созерцателя, и лишь в некоторые редкие моменты ему Творцом даруется возможность действовать.

Фотий не упустил свой момент.

* * *

Двести кипарисовых весел разом вспенили зеленоватую морскую воду, останавливая стремительный бег длиннотелого дромона у каменного парадного причала Херсонеса.

На берег полетели причальные канаты, их с готовностью подхватили стратиоты, обмотали вокруг массивных каменных столбов.

По узкому трапу на причал спустился поджарый протоспафарий Феофилакт.