Исток

– Пожалуйста. Поскольку вы хотите зарабатывать обратимую валюту и, следовательно – возвращать к жизни в данном случае американцев, то и работа должна делаться у нас. Вы ведь не станете посылать вашего человека к нам каждый раз для снятия записи? Естественно, нет, это невыгодно. Значит, служба записи должна находиться в Штатах. Это первое. Второе: и служба восстановления – тоже. Потому что вся аппаратура будет изготавливаться, естественно, у нас, я уже представляю, кому следует ее заказать. Обслуживаться, ремонтироваться и тому подобное она будет тоже нашими специалистами. Что, собственно, вы вложите в это производство? Только одно: идею и первоначальную технологию. Первоначальную – потому что не сомневаюсь, что мы сможем ее усовершенствовать. Но, господа, как говорят у вас в народе: сено к лошади не ходит! Следующее обстоятельство: сырье, исходные материалы. Не хочу вас обидеть, но скажу откровенно: не верю в химическую чистоту ваших материалов и в возможность получать их регулярно и бесперебойно, что необходимо при массовом производстве. И напротив: уверен, что мы можем в этом поручиться. Таким образом, что же получается: заказчики – у нас, техника – у нас, сырье – у нас. А что у вас, кроме идеи? Дешевая рабочая сила? Но тут ведь речь идет о самое большее десятках, а не тысячах работников. Для чего же мне вкладывать деньги в создание предприятия у вас? Только у нас его можно и нужно создать. Берите билеты, прилетайте к нам с вашим ученым – и начнем работать. Ваша сторона будет получать определенный процент прибыли. Это вполне разумный подход к делу. Расходы по вашей поездке я могу взять на себя.

– Спасибо, – поблагодарил Федор Петрович. – А какой именно процент?

– Ну, это мы решим уже при конкретных переговорах. А пока, я думаю, вам надо обсудить то, что сказал я, а я поразмыслю обо всем еще раз, со своей стороны. И поверьте: ни один серьезный человек – американец, японец, немец, француз, кто угодно – не пойдет на ваши условия, но предложит вам то же, что и я; разница может быть только во второстепенных деталях. Позвоните мне – одного дня вам хватит? – послезавтра в девять часов. Было очень приятно, господа. Бай-бай.

Они вышли. Классная девица, проходившая по коридору, на миг подняла на них глаза, но тут же утратила интерес.

– Да в конце концов, – сказал Федор Петрович, – какая разница: тут, там? Там даже лучше! – И он засмеялся. – А тебя такой вариант не радует? Родные березы держат?

– Березы не березы, – сказал А. М. Бык, – но вижу сложности. Землянин пока что невыездной: срок секретности не истек. А ты, наоборот, так сказать, невъездной.

– Это еще почему? – нахмурился обидчивый Федор Петрович.

– Они коммунистов не очень любят впускать.

– Это-то дело поправимое, – сказал Федор Петрович. – Да и они, говорят, собираются смягчить… А вот с Земляниным. Без него нельзя? Пусть обучит кого-нибудь на первое время, а там и сам подъедет. Не станем же мы его надувать! Или, думаешь, не поверит?

– Да нет, он вообще доверчивый, – сказал А. М. Бык. – Но вот насчет обучения – тут не всякий человек подойдет.

– Уж такие там тонкости!

– А ты можешь взять первого попавшегося, дать ему краски, кисти и сказать: нарисуйте-ка мне портрет вождя! Нет, его надо сперва обучить, а для этого талант нужен, верно?

– Значит, нужно найти. Не бросать же дело из-за этого! Подсуетиться надо… Да вот хотя бы эту его ассистентку взять: она уже наверняка дело освоила… Как думаешь, а он ее? Ничего, между прочим, девуля… – Тут мысли его сделали поворот. – И та, что нам только что попалась – тоже ничего-о!

– Дай сто долларов! – попросил Бык неожиданно.

– Спятил? Где я возьму тебе?

– А мне и не надо. Просто эта девушка меньше не возьмет.

– Распустился, – вздохнул Федор Петрович. – Вконец распустился народ… – Тут он снова повеселел: – А представляешь, Аркашка: приезжаем мы оттуда в отпуск домой, в Москву, полные карманы долларов? Ну жизнь пойдет!.. – И он громко захохотал.

– Тихо ты, – сказал А. М. Бык. – Глядей разбудишь. Об охране труда не думаешь, тоже мне руководитель…

XI

И опять приходится повторить: есть какая-то незримая связь между людьми! Потому что подумал вот Федор Петрович о Землянине и девушке Сене – и ведь как в воду глядел!

…Они лежали тесно, первый зной схлынул, но осязание друг друга продолжалось, а удивление случившимся не только не уменьшалось – у Вадима Робертовича во всяком случае, – но росло даже. Что-то хотелось ему сказать, но слов не находилось, чтобы выразить, это только прикосновениями и можно было передать – рук, губ… Сеня молчала, и не понять было: жалеет ли о совершившемся, раскаивается ли – или просто живет сейчас телом, и телу хорошо. Но уж таким был Землянин: сомнения для него были, что зубная боль. И не удержался, чтобы не спросить тихо, одним дуновением:

– Не жалеешь?

Она в ответ легко засмеялась.

– Чему ты?

– Просто пришло в голову… Знаешь, кто ты был сейчас?

– Я? – Он тоже невольно улыбнулся, радуясь легкому ее настроению. – Кто же?

– Собака на сене.

Он не понял:

– Почему?

– Набросился, как собака на кость. Даже СПИДа не испугался.