Исток зла

Снаружи машина была раскалена — черная, да еще и на солнце стоящая, в Германском доме не было не то что балкона над парадным подъездом, но даже и тента. Внутри машины, наоборот, бушевал рукотворный холод.

— Вали, ты помнишь того портного, к которому мы ездили не так давно?

— Конечно, помню, Ваше Превосходительство.

— Заедем туда еще раз. Пиджак следует сузить в плечах, так он похож на дешевую тряпку…

До нужного места доехали довольно быстро, ателье было расположено недалеко от Германского дома, в старом квартале. Вот только самого ателье там не было. Вместо него — обгорелые решетки, в некоторых местах вырванные с корнем. Их зацепляли тросом и выдергивали. Хруст закопченных осколков стекла на тротуаре.

Я поднял один из осколков, осмотрел. Края были оплавлены,а это значит, что здесь был не просто пожар. Применялся реактивный огнемет или реактивная штурмовая граната. Скорее граната… огнемет вывалил бы стену.

Положив осколок в карман, я вернулся в машину.

— Вали, что здесь произошло, пока меня не было? Ты что-то знаешь об этом?

Вали, перед тем как ответить, испуганно огляделся по сторонам, хотя в машине никого не могло быть, и через двойные стекла тоже никто ничего не мог услышать.

— Ваше Превосходительство, в городе стреляли, и стреляли сильно. Говорят, кто-то покушался на Светлейшего. Но стреляли еще вчера… а начали три дня назад.

— Больше ты ничего не знаешь?

— Нет, Ваше Превосходительство. Об этом лучше ничего не знать… будет лучше ничего не знать, ничего не спрашивать.

— Хорошо. Поехали домой.

Совершенно обессиленный, я вернулся в дом, папку запер в сейф — разберусь с ней ближе к вечеру. Слуги старались не показываться на глаза, как будто бы в доме поселился покойник. Пустота давила…

САВАК доставила на специальном закрытом эвакуаторе машину — держать «Хорьх» у себя они не решились, но попросили, чтобы к ней не прикасались. Вали посмотрел машину и сказал, что подвеска разбита совсем. Я тоже взглянул, не поленился, когда машину спускали с эвакуатора — внизу какая-то грязь, ею покрыт весь низ машины, все днище. Чтобы так изгваздать — надо постараться.

Что-то не дает покоя, назойливо вертится в голове… Такое иногда бывает, когда что-то пропускаешь и от этого испытываешь беспокойство.

Что же пропущено?

Голова отказывается думать, ядовитое чувство бессилия — в чужой стране, непонятно что происходит вокруг — разъедает душу подобно кислоте…

Что произошло? Куда исчезла Марина? Во что она вляпалась?

Вертолет, грохнувшийся в воду. Разгромленное ателье. Теперь еще и это. Похоже, меня обкладывают со всех сторон.

Вопросы, на которых нет ответа…

Стоп. Спокойно. Если думать одновременно обо всём, на самом деле получится, что ты не думаешь ни о чем. Всё — с самого начала. Как нас учили.

Ручка, чистый лист бумаги. Приглушенный свет, чашка чая — терпкого, индийского, дегтярной черноты, без малейших следов сахара.

Поехали.

Итак, Марина. Где она могла пропасть? Были ли какие-то признаки того, что она может пропасть? Признаки, которые я не заметил.

Стоп!

Не с того начинаю.

Первый вопрос, который надо задать, чтобы разгадать эту загадку: а кто такая Марина? Что я о ней знаю? Какая часть из того, что я про нее знаю, имеет хоть какое-то подтверждение, помимо ее слов?

А ведь ничего… Я про нее не знаю ровным счетом ничего! Только то, что она рассказала мне сама, причем всё это опирается опять-таки на ее слова и более ни на что другое. До Тегерана я ее нигде не видел, ничего про нее не слышал и ничего про нее не знал. Можно сказать, что я не знаю про нее совсем ничего, и значит, мотивов для исчезновения может быть миллион.

Тогда дальше. Если не знаешь точно, можно попытаться это узнать, вычислить аналитическим путем.

Стоп!

И тут мне в голову пришел очень простой вопрос, который я так и не задавал себе и который должен был себе задать сразу же, еще в Александровском дворце.

А что здесь делаю я?

Что я вообще могу здесь делать? Перед отправкой каждому разведчику дают задание — на вербовку, на организацию связи, на открытие подставных фирм и прием туда определенных людей.

Какое задание дали мне?

Дошло — словно невидимые руки рабочих сцены подняли тяжелый шелковый занавес, и декорации предстали перед почтенной публикой во всем своем величии. Декорации спектакля, в котором я играю отнюдь не главную роль.