Молодой человек вел машину уверенно, не быстро и не медленно, не пытаясь кого-то обогнать и не надрывая мотор, словом, он вел машину так, как это делал бы любой опытный водила-перевозчик, платящий за солярку из собственного кармана и не желающий лишний раз перебирать движок. В машине было жарко и душно, но внимания на это он не обращал — все его внимание было направлено на дорогу. У такого мастодонта, да еще дополнительно бронированного, да с жалюзи на лобовом стекле, обзорность хреновая: того и гляди, впечатаешь в асфальт некстати подвернувшуюся легковушку. Или еще хуже — слетишь с дороги, возможно, что и в пропасть.
За спиной молодого человека раздалось какое-то сопение и ворчание, он не обратил на это никакого внимания. Сопение и ворчание сменилось бульканьем воды в бутылке, а потом из тесного спального отсека на пассажирское место полез еще один, чем-то неуловимо похожий на водителя молодой человек — только гораздо более смуглый и с короткой, аккуратной бородкой.
— Долго еще?
— Километров десять, — буркнул водитель, не отрывая глаз от дороги.
Пассажир — явно напарник и сменный водитель — зевнул, потом высунулся в открытое боковое окно, чтобы насладиться зрелищем садящегося в горы большого, оранжево-красного солнца.
— Потемну приедем… — констатировал он.
Не отвечая, водитель включил фары — пока штатные, их света хватало. Можно было включить и прожектора, но он знал правила дорожной вежливости и слепить встречных не хотел. Кроме того, на узкой дороге это было попросту опасно.
— На ту сторону в ночь не пойдем?
— Сдурел? — бросил водитель.
— Оно так. Караван-сарай… — мечтательно протянул сменщик, у которого с караван-сараем, видимо, были связаны свои, особые и очень приятные воспоминания.
— В машине переночуем, — отрезал водитель.
Водитель был прав — они шли с грузом, да и самой машине могли ноги приделать запросто, лихих людей на границе всегда хватало. Но сменщик обиженно замолчал.
Караван-сарай находился примерно в километре от моста через Амударью и от русского контрольно-пропускного пункта и представлял собой большой кусок каменистой земли у самого берега, специально выровненный — часть скальной породы по левую руку срезали взрывами и бульдозерами переместили вправо, завалив ею болотистый берег реки, тем самым укрепив его, чтобы можно было вставать машинам дальнобойщиков. Потом владельцам караван-сарая показалось этого мало, а деньги у них были, и они отвоевали у бурной, изменчивой Амударьи еще кусок земли, укрепив берег бетоном и сделав своеобразную бетонную набережную. Более того, чтобы никто по пьянке не свалился в Амударью, на набережной поставили кованые чугунные решетки ограждения и заказали фонари — такие же, как на Дворцовой, в Санкт Петербурге.
Работал караван-сарай просто. Тот, кому нужно было сюда, сворачивал с дороги и оплачивал постой у поста со шлагбаумом — пост знаменовал собой начало охраняемой территории, на которой можно было оставить машину без страха, что ее украдут. Хозяева караван-сарая отвечали за это рублем, ведь им было выгодно, чтобы постояльцы не только питались в караван-сарае, но и ночевали в номерах, а не в машинах. Взамен денег водителю выдавали что-то вроде старинной медной монеты — специально отчеканенный знак оплаты. Когда же надо было ехать к таможенному посту, ты просто выезжал на короткую, забетонированную дорогу к посту с другой стороны караван-сарая и на выезде сдавал эту монету. Хитрость была в том, что дорога эта подходила прямо к самому посту, и, если у тебя были хорошие связи на таможне, ты мог проехать сразу же, «по зеленому коридору», не нервируя тех, кто не заплатил и стоял теперь в общей очереди. Одним словом, дела тут варились уже давно, и продумано всё было до мелочей.
Как и многие другие, водитель «АМО», увидев неоновую табличку со стрелкой (где только неон взяли?), свернул направо и оказался в хвосте короткой очереди. Очередь продвигалась быстро — это не таможня, это частная лавочка, и всё здесь сделано для удобства и довольства клиентов.
Когда подошла их очередь, водитель плавно затормозил около поднятого шлагбаума, и молодой усатый таджик с автоматом «АКСУ» на боку ловко прыгнул на подножку кабины.
— Сколько вас, господа? — на чистом русском спросил он.
— Двое будет, — недовольно ответил водитель, — на одну ночь только.
— По два целковых с человека и десять за машину, это за стоянку. Всё прочее оплачивается отдельно на месте, — выговорил скороговоркой таджик, наверное, он произносил эту фразу не одну сотню раз в день.
Водитель протянул ему заранее припасенную в специальном корытце рядом с рычагом переключения передач «катеньку»[80], затем отщелкал четыре железных рубля. Таджик не считая — тут никто и никого не обманывал — сунул деньги в висящую на груди сумку, взамен выдал что-то, напоминающее медную монету.
— Проезжайте, мотор на стоянке не гоняйте, приятного ночлега, господа.
— Благодарствую…
Благодарностей таджик уже не слышал, соскочив с подножки, он ринулся обслуживать другую машину.