Исток зла

А до основанья — это когда в твой отчий дом, выбив дверь, вламываются люди с оружием и выгоняют тебя из дома — просто потому, что окна твоего дома удачно расположены и здесь можно устроить огневую точку. А потом в комнату влетает управляемая ракета, и ты разом лишаешься и жилья, и всего нажитого. До основанья — это когда ты просыпаешься под клеенкой в изувеченном артиллерийским огнем здании и слышишь, как к твоему хлипкому убежищу приближается боевая техника, слышишь хлесткие команды на незнакомом языке и скупые, деловитые очереди зачистки. Это потому, что ты разрушил до основанья государство и на твою землю пришли враги, а армии, чтобы защитить тебя от них, нет. Ведь до основанья — значит, до основанья. Или — ты просыпаешься и узнаешь, что все деньги, которые ходили в государстве, ничего не стоят, а вместо них какие-то другие. И у тебя их нет.

Вот что значит — до основанья! Кто хочет попробовать?!

Но думать молодым людям всё равно не запретишь, и какая-то отдушина должна быть — вот такой анархичной отдушиной и был университет. На его территорию не допускались вооруженные люди — полицейские, жандармы, казаки, военные. Его корпуса были на высоту человеческого роста в несколько слоев расписаны граффити, но это никого не волновало, хотя вообще-то граффити в городе считалось хулиганством и каралось пятнадцатью сутками работ с метлой в руках. Тут по вечерам, после занятий, работали аж три дискотеки, и с территории университета можно было не уходить круглые сутки. Здесь власть за высоким забором создала особый мирок бунтарства и вольнодумства — и еще неизвестно, кого от кого охранял этот забор.

Пан Ковальчек ожидал графа, как и обещал, на стоянке, у входа. Радушно улыбнулся, протянул руку…

— Рад вас видеть здесь, очень рад…

Типичная североамериканская улыбка на тридцать два зуба. Русские обычно улыбаются одними губами, немцы совсем не улыбаются, итальянцы просто хохочут.

Внутренне содрогнувшись от омерзения, граф Ежи ответил на рукопожатие. Если бы это было возможно, он бы вообще отказался от общения с содомитом, ведь даже подать руку содомиту — это унижение. Но придется вытерпеть и это, если не ради ублюдка Збаражского, то хотя бы ради Елены…

— Я тоже рад вас видеть. У меня чертовское желание напиться и вольнодумствовать.

— А вот этого не надо, — неожиданно сказал пан Ковальчек, — потому что вольнодумство студента — это одно, а вольнодумство гвардейского офицера — это совсем другое…

Странно…

— Где Елена? Она здесь?

— Обещала прийти. Но, возможно, и не придет. Пани Елена вольная птица, она вольнодумнее нас всех. Вы напрасно пытались поставить ее в рамки.

— Вы знаете?

— Знаю… Она мне рассказала.

Странно, но граф Ежи не разозлился.

— И что вы думаете насчет всего этого? Я должен был просто смотреть на происходящее?

— Ну… наверное, нет. Но и в лоб так — нельзя.

— А как?

Они прошли мимо охраны на входе, вооружена она была только дубинками, и их никто не остановил.

— Как? Ну… есть специальные центры. Психологи.

— Ерунда это всё. А почему вы ей не помогли, если знали?

— Я узнал об этом лишь тогда, когда она поссорилась с вами и все мне рассказала. Мне пришлось клещами вытаскивать из нее причину.

— Она учится у вас?

— Хм… вы, вероятно, не знаете местной системы обучения. Студент должен набрать определенное количество баллов, посещая лекции и курсы, которые он сам выбирает. Это эксперимент, называется — свободное обучение.

Граф Ежи попытался себе это представить и не смог. Он прошел полный курс в военном училище, а в будущем хотел попытать счастья с Академией Генерального штаба, в нее конкурс выше, чем в любой гражданский университет. Но такое обучение, как здесь, было выше его понимания.

Они шли по какой-то аллее. Везде валялся мусор: сигаретные пачки, пустые пластиковые бутылки, какие-то клочки бумаги — и никто это не убирал. Что хозяин в поместье, что командующий в части, увидев такое, поставил бы всех в «позу номер раз» и приказал бы всё вычистить до блеска. На вытоптанной траве то тут, то там лежали студенты, в одиночку и парами. Читали конспекты и книги. Кто-то работал на ноутбуке. Обнимались. Целовались.

— Что вы думаете насчет свободного обучения, пан граф?

— Просто Ежи. Безумие всё это.

Профессор хмыкнул.

— Не скрою, я горячий сторонник этого проекта и активно участвую в его внедрении в жизнь. Вас не затруднит объяснить свою позицию?