Исток зла

Естественно, на набережной мы были инкогнито — не стоило афишировать. Просто два господина, один в военной форме, другой в гражданском. Надевая свой старый, местного, кстати, пошива, хотя и из венского, едва ли не лучшего в мире шерстяного материала, я обнаружил, что мне он более чем впору, даже слишком. Это радует, некоторые старшие офицеры с каждой новой ступенью табели о рангах заказывают себе новую форму исключительно потому, что прежняя уже не налезает.

Поет фонтан, шумит Одесса…

Как хорошо-то… Мало городов, где бывает так хорошо, где не нужно иметь глаза на затылке, где не нужно подозревать ближнего своего в подлости и двоемыслии, где не стоит ждать выстрела из-за угла. Да, я сам выбрал свой путь, и этот путь страшнее любого кошмара, но всё равно хочется хоть иногда просто пройтись по набережной, посмотреть на искрящиеся веселым разноцветьем фонтаны, на шумящую в саду генерал-губернатора публику. На молодых дам, в конце концов, благо они здесь, как и в любом портовом городе, из-за многолетнего смешения самых разных кровей — самые прелестные. Уж кому как не юнкерам и гардемаринам Его Величества, почти каждое лето до совершеннолетия проводившим в Одессе, этого не знать…

— Помнишь, как мы тогда молдаванским наваляли… — спросил как-то невпопад я, просто в голову пришло.

— Вообще-то нам пришлось сматываться, — ответил Николай, раскланиваясь с кем-то.

— Так ведь от городовых, а не от этих.

— А потом твой дед моему papa нафискалил, и мне пришлось до конца лета из дома ни ногой и учить французский к тому же.

— А всё равно правильно тогда поступили.

— Да, правильно…

Может быть, неправедно то, что мы творим? Может быть — ну их, оставить всех в покое. Может, когда наследник Престола без охраны (а ее у нас не было) прогуливается по набережной Одессы — это и есть нормально?

Нормально-то нормально. Вот только не стоит забывать некоторых истин. Одна из них гласит: если ты не пойдешь на войну — война пойдет на тебя. Не мы начинали. И заканчивать — тоже не нам!

— Papa прочитал твои донесения… — сказал Николай и снова прервался на то, чтобы раскланяться с двумя какими-то уж очень симпатичными дамами.

— Знаешь их?

— Нет. Но не прочь был бы узнать поближе… — отшутился Николай.

— Ты теперь солидный господин, обремененный семьей…

— И скоро в семье будет пополнение… — Николай осекся, — извини.

— Да ничего…

Ни я не задал вопроса, ни Николай не попытался что-либо сказать. Для нас обоих эта тема — как мина на неизвлекаемости в земле. Лучше поставить флажок и обойти стороной, как можно дальше.

— Поздравляю! Когда?! Что раньше не говорил?!

— Мария скрывала. Просила и меня. Представляешь — она до сих пор сама водит машину и записывает телепередачи.

— Запрети ей это. Ты же глава семьи.

— Командовать одной дамой сложнее, чем целым батальоном разведки.

Проблемы, значит, у нас схожие.

— Пошли, по этому поводу съедим по мороженому.

— Пошли.

Мороженщики здесь продавали эскимо на старый лад — с больших двухколесных тележек. Одна из них, к которой мы подошли, стояла прямо под фонарем. Мороженщица привычно приняла у нас деньги, достала из пышущего холодом ящика два больших, старомодных эскимо на палочке, даже без обертки…

— Пожалуйста, господа хорошие…

С этими словами она взглянула на нас и… замерла.

— Ваше…

Николай приложил палец к губам.

— Тс… Мы хотим сохранить инкогнито, уважаемая. Сие возможно?

— Конечно, конечно…

— Завтра об этом будет трепаться вся Одесса.

— Еще сегодня, знаешь же…

— Наверное, ты прав.

Мороженое и впрямь было вкусным — таким, каким только может быть сделанное по старомодной технологии мороженое, которое продают на набережной Одессы в жаркую летнюю ночь. Точно такое же мы ели в детстве и так же покупали его у мороженщиков.

— Ты говорил про отчеты.

— Да, отчеты. Papa очень обеспокоен. Признаться, он не ожидал такого.

— Увы, я пишу то, что и в самом деле есть.

— Это наш вассал.

— Пока. Если произойдет взрыв, а он обязательно произойдет, у нас не будет вассала. У нас будет разорванная на части страна.

Николай немного помолчал.

— Сколько у нас времени?

— Несколько лет. Не больше.

Ни один человек, в том числе и я, не мог в те дни предположить, сколько времени осталось на самом деле.

— Несколько лет…

— Не больше. Если не спускать пар, рано или поздно всё взорвется.

— Но прогресс…