Исток

— Не кусайтесь, — сказала я мужчине, сидящему на скамье в лазарете храма Трех богов.

За день эта скамья сменила человек двадцать. Чего я только не услышала и не увидела. И радикулитные бабки, и прыщавые девицы, и целый ряд страдающих от зубной боли. Был даже один с отрубленным пальцем, не забывший прихватить оный в надежде, что еще не поздно приладить столь дорогую часть тела на место. Палец я выкинула, а обрубок обработала мазью, ускоряющей заживление. Нет, палец возможно было приживить на место, но это должен быть свежеотрубленный палец. В таких случаях надо бежать к знахарю сразу, а не ждать свободной минуты, которая наступит через седмицу. В качестве благодарности мне выдали щедрую порцию ругани, стараясь оскорбить вредную девку. Но Майорин ругался лучше и вдохновеннее, а поскольку повод для выволочки я давала часто, то и знала я много больше оскорбителя, не упустив возможности поделиться этим знанием с миром. За что получила втык от матери-настоятельницы, впрочем, довольно вялый. Та и сама была не прочь высказать хаму все свои чувства, но высокий пост не позволял. А так и овцы целы, и волки сыты. Я наконец закрыла дверь за кусачим пациентом и устало распласталась на скамье для страждущих. Вожделенно думая, что самый полезный раздел в лекарском деле — это яды. Средство от всех хворей.

— Устала, девочка?

— Устала, матушка.

— Иди домой. Ты славно потрудилась сегодня. Я пошлю брата Нежту тебя проводить.

— Спасибо, матушка. Я сама дойду, — попыталась отвертеться я.

Брат Нежта меня терпеть не мог, и стоило нам повернуть за угол от храмовых ворот, он испарялся в известном ему одному направлении, прощаясь со мной бранными словами, от которых даже у меня сводило челюсти. Мать-настоятельница вышла меня провожать, на прощание очертив надо мной священный знак треугольника, и я побрела домой, ежась от пронизывающего ветра.

Колдун спал в моей кровати, его постель пребывала в любовном беспорядке, сохранившемся с утра. Перестилать было лень, а ложиться в нее он отчего-то побрезговал. На кухне царили запустение и разруха, оставшиеся с утренней трапезы, и я взялась убираться, думая о Майорине. Колдун был весьма скрытен и о жизни своей говорил мало и неохотно, но мне и в голову не приходило, что он настолько знатен. Да и как взять в толк, что странствующий чародей оказался государевым братом. Боюсь, это не единственный его секрет и, быть может, не самый важный…

— Ты вернулась? — Он стоял в дверях моей комнаты, а я выронила тарелку, растерявшись, будто застигнутая за чем-то неприличным.

— Нет, я тебе снюсь. Ты спишь на моей кровати. Вот я тебе и снюсь, — пробормотала я, собирая с пола черепки.

— Извини, не нашел чистое белье.

— В шкафу на третьей полке сверху, где всегда. Если тебя так раздражает твоя постель после ночных оргий, мог бы приучить своих девок менять белье по утрам. — Я вернулась к нарезке овощей для супа.

— Злишься? — Колдун ловко выхватил из-под ножа морковку и захрустел.

— Да, злюсь. Теперь придется менять белье и на моей кровати тоже. — Все равно бы пришлось, я-то свое давно не меняла. Майорин, правда, такие мелочи не отслеживал, и я могла приплести еще и это. — А потом стирать, ты же до такого не опускаешься.

— Это женское дело, — задумчиво произнес мужчина и потянулся за второй морковкой. В этот раз я стукнула его ножом по пальцу, правда, плашмя: мне и одной отрубленной конечности на сегодня хватило.

— Дрова тогда наколи — это мужское. Или твое высокое происхождение не позволяет?

— Уже, и даже в поленницу сложил и вот, — он отдернул занавеску у печки, — приготовил немного, чтоб были под рукой.

Мне стало стыдно. Признаваться в этом я не собиралась, но Майорин и так все прекрасно понял. И решив ковать железо пока горячо, добил мою совесть предложением помочь. Совесть возопила и удалилась в глубины души — страдать. Но предложение я приняла, вручив ему миску картошки.

— Почему ты взял меня в ученицы? — спросила я, внутренне замирая.

Майорин вонзил нож в очередной овощ, кровожадно и очень увлеченно снимая кожуру.

— Да… так получилось. — Он будто меня не слышал, поглощенный чисткой картошки. — Подбрось дров.

— Майорин?! — Я сунула в топку поленце.

Колдун отложил миску, полную очистков, и начал ловко резать клубни.

— Не сочти за труд, принеси мне теплую рубашку из комнаты, пожалуйста. — Я не двинулась с места, колдун продолжал орудовать ножом. — Из твоей, и постели мне новое белье.

— Ты издеваешься?

— Да.

— Что же ты не стал государем? Ах да! — зло выпалила я. — Престол наследует старший брат, а младший становится подданным.

— Верно. Только я предпочел более подходящую деятельность. И стал колдуном.

— Сколько тебе? Сорок? — Я бросила в него одежкой.

— А это важно? — Майорин с легкостью поймал ее на подлете.

— Нет, просто любопытно.

— Держи. — Он протянул мне миску. Я задумчиво перебрала нарезанную соломкой картошку, колдун влез в рубашку. Из распущенного ворота показалась черноволосая голова. — Что тебя так заботит?

— Ты все время врешь.