Истоки. Богословие отцов Древней Церкви

Мы собираемся все вместе в день солнца [воскресенье], потому что это первый день, в который Бог, извлекши материю из мрака, сотворил мир, а также потому, что в этот день Иисус Христос, наш Спаситель, воскрес из мертвых.

Иустин

Апология 1, 67.

В то же время некоторые отцы — в особенности Климент Александрийский — видели в этом начальном и последнем дне, сотворяющем из христиан сынов дня (1 Фес. 5, 5), отражение вечного рождения Слова, «через которого всякая тварь восходит к свету и бытию» (Строматы, 6, 16). Ибо Слово и есть начало (Быт. 1, 1), а Слово воплощенное — возобновленное начало, в котором Бог создает и вос–создает «небо и землю». Воскресение вновь принимает в себя творение, чтобы приобщить людей к наступлению Дня Восьмого, чтобы сотворить из них сынов в Сыне.

Однако и более частое, нередко ежедневное, причащение широко засвидетельствовано в апостольскую и патристическую эпохи с их идеей того, что всякий день должен быть праздником и участвовать в благодати «Дня Господня» (библейское выражение, означающее наступление Царства). Хлеб, ежедневно просимый в Отче наш в каждодневном предощущении последнего Сегодня, — хлеб, названный в евангельском тексте epioysios, то есть хлеб «сверхсущностный», «хлеб грядущего мира», — этот хлеб, очевидно, есть Евхаристия. Речь не идет о том, чтобы «заслужить» Евхаристию, как можно было бы неверно понять из текстов, говорящих о необходимости доверия и смирения: «Недостойный вкушать Евхаристию всякий день окажется таковым и раз в году», — говорил Амвросий Медиоланский. Речь идет об осознании своей недостойности, о том, чтобы знать свое место среди «немощных», ради которых и пришел Иисус, по Его собственным словам, и которые для того, чтобы выжить, нуждаются в «хлебе жизни», «хлебе насущном», «врачевстве бессмертия». Только некоторые аскеты–пустынники могли причащаться раз в жизни, в конце пути, но тогда их причащение свершалось в просветлении и было подобно молнии обожения. Народ же христианский, не будучи народом аскетов, жил внутри Евхаристии, заключенной в жизни Другого. Его не смущала «банализация» причастия, так как он знал, что таинство и парадокс христианства состоит именно в явлении Бога среди кажущейся банальности нашей повседневной жизни.

В этом принципиальном пункте нет расхождений между латинскими и греческими отцами. Св. Амвросий говорит о ежедневном причастии, придающем каждому дню духовную атмосферу присутствия Царства.

Итак, ты слышишь о том, что всякий раз во время принесения жертвы воспоминается смерть Господа, Его воскресение и вознесение и дается отпущение грехов, — и не вкушаешь этот хлеб жизни ежедневно? Раненый ищет лекарства. Наша рана заключается в подвластности греху; лекарство же — пречестное и небесное таинство…

Если ты получаешь его каждый день, то каждый день становится для тебя днем Сегодняшним.

Если Христос сегодня с тобой, Он сегодня воскресает для тебя… День Сегодняшний наступил.

Амвросий Медиоланский

О таинствах, 5, 25—26.

Св. Василий не говорит ничего противоречащего этому. Его письмо показывает, что в IV веке, то есть уже в «'Константинову» эпоху, когда в христианство обращались толпами, продолжал существовать древний обычай (засвидетельствованный мужами апостольскими, и прежде всего Дидахе), согласно которому позволялось уносить из Церкви по воскресеньям освященные хлеб и вино и хранить их у себя. Таким образом можно было причащаться каждый день, а отец семейства мог причащать своих домочадцев.