Если указательный жест и пантомимическая коммуникация не произошли ни от каких кодов, языковых или иных, заранее установленных вступающими во взаимодействие индивидуумами, у нас возникает закономерный вопрос: как благодаря им может осуществляться столь богатая коммуникация? Как объяснить великое разнообразие и сложность задействованных в ней коммуникативных функций, включая даже упоминание различных точек зрения на явления и отсутствующих явлений? Каким образом реципиент развертывает длиннейшие цепочки умозаключений от указанного референта до социального намерения коммуниканта? Ответ на эти вопросы — целый набор сложных процессов, который придется довольно долго описывать и который в конечном счете войдет в состав кооперативной модели человеческой коммуникации. К тому же для полноты ответа погребуется описать задействованные здесь онтогенетические и филогенетические процессы (чему будут посвящены две последующие главы). На данный момент мы можем очертить основные элементы этой модели, дабы четко представить себе конечную точку пути, который человеку пришлось проделать, чтобы перейти от жестов обезьян к человеческим указательным жестам и пантомимической коммуникации.
3.2. Кооперативная модель коммуникации
Первопричина того, что люди способны осуществлять столь сложную коммуникацию при помощи таких простых жестов, заключается в уникальной человеческой способности вовлекать друг друга в социальное взаимодействие. В частности, у людей есть присущие только им, видоспецифичные способы
Ряд представителей философии действия описывают с помощью понятия совместных намерений такие явления поведения, которые являются преднамеренными и в то же время по определению социальными, поскольку действующий субъект, обладающий намерениями — это множественное лицо «мы». Так, Гилберт (1989) рассматривает в качестве примера такую простейшую форму сотрудничества, как совместная прогулка, и противопоставляет ее случаю, когда по тротуару идут рядом два незнакомых человека. Он приходит к выводу, что в первом случае действующее лицо социального действия — это «мы». Разница между этими двумя случаями становится очевидна, если один из двух людей неожиданно (ничего не говоря другому) разворачивается и уходит в противоположном направлении. Если то, что мы шли рядом, было простым совпадением, то такое изменение в поведении ничего не означает. Но если мы шли
Психологической основой способности участвовать в действиях, побуждаемых совместными намерениями, в том числе и в специфически человеческом общении, является присущая человеку способность вступать в сотрудничество с другими, которую Сёрль описывает следующим образом:
[Совместные] намерения предполагают базовое ощущение другого как кандидата для сотрудничества… [что] является необходимым условием любого коллективного поведения и, следовательно, любого разговора (1990: 414–415).
В рамках данной работы мы можем разложить это представление о других как субъектах кооперации на (1) когнитивные навыки создания совместных намерений и совместного внимания (а также других форм совместных концептуальных знаний); (2) социальные мотивы помощи и обмена чувствами (и создание взаимных ожиданий о наличии друг у друга таких мотивов сотрудничества).