Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

В Древней Индии многие в поисках истины уходили в непроходимые леса и там предавались аскезе. Так и царевич Будда Гаутама оставил все – богатство, власть, семью – и нашел просветление. К уединенной аскетической жизни, даже без самого необходимого, стремились его последователи – буддийские монахи. Обрести духовные сокровища, отказавшись от земных, старались даосские отшельники и библейские пророки, Иоанн Креститель и, конечно, христианские подвижники. «Именно потому, что общество процветало, строило соборы и дворцы и накопляло богатства, монашество ощущало духовную необходимость претерпевать испытания. И чем труднее были испытания, тем лучше это считалось в духовном смысле», – эти слова прот. Иоанна Мейендорфа применимы к жаждущим истины подвижникам, принадлежащим к различным духовно-религиозных традициям. [16]

Полная нестяжательность рассматривалась многими из них как предварительное условие для вступления на путь совершенства. «Человек мудрости не накапливает. Отдавая другим, он умножает себе», – говорилось в древней китайской сакральной книге «Дао де дзин». [17] Индийская традиция была более требовательной. «Мы можем наслаждаться миром, если не обременены отравой мирских богатств; мы владыки мира, если не таим какой-либо алчной мысли. Наши наслаждения в этом мире находятся в прямой пропорции к нашей бедности», – убеждали тексты древнеиндийских Упанишад. [18] И то же самое говорили христианские подвижники. По словам одного из основателей монашества в Европе св. Иоанна Кассиана (IV–V вв.), в борьбе со сребролюбием – «корнем всех зол» – окончательной победы «можно ожидать только тогда, когда совесть монаха не будет запятнана обладанием даже малейшей монетой». [19]

Большинство людей избегали крайностей аскезы, но старались не впасть в грехи, связанные с излишним пристрастием к материальным благам. Какую бы религию или духовное учение мы ни взяли, везде осуждались корысть, жадность, скупость, сребролюбие, эгоизм и тяга к роскоши. Еще Гесиод, а за ним легендарные «семь мудрецов» – самые древние из древнегреческих философов (VII–VI вв. до н. э.) учили: «Не богатей дурными средствами» (Фалес); [20] «Лучше потеря, чем дурная прибыль: от одной горе на раз, от другой навсегда» (Хилон); [21] «Остерегайся корысти – она мерзостна» (Периандр). [22]

Во всех религиях духовные наставники призывали, чтобы никто не пользовался благами в ущерб ближнему, не посягал на его собственность, не крал, не воровал и не обманывал ближних ради собственного благополучия. Грабеж и воровство везде сурово карались не только как государственные, но и как религиозные преступления.

Зороастризм, который иногда называют религией праведного труда, предписывал, чтобы в ежедневной молитве верующий говорил: «Я отвергаю грабеж и угон скота, ущерб и разрушение домов поклонников Мазды». В буддизме монашеский дисциплинарный кодекс начинался с перечисления по степени значимости четырех самых важных запретов. Согласно второму из них человек должен воздерживаться от воровства даже простой травинки. А даосы размышляли о разрушении личности вора: «Силой отнимать у людей вещи – это болезнь». [23] Здоровая личность «не присваивает себе благ ближних». [24] Учитывая, что духовное здоровье виделось залогом физического, которое, в свою очередь, считалось основой долголетия, при определенных условиях перерастающего в бессмертие, можно себе представить, насколько большое значение последователи даосизма придавали этим рекомендациям.

Для этики иудаизма свойственно уделять большее внимание поступкам, нежели мыслям. Однако запрет на воровство был тем редким исключением, который «подстраховывался» заповедью, обращенной к внутренней жизни души: «не желать» какого-либо чужого имущества, которым владеет ближний. Так, в иудаизме из десяти заповедей, полученных Моисеем от Бога, заповедь «не кради» дополнялась заповедью «не желай жены ближнего твоего и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего» (Втор. 5, 1; 9 – 21). При этом воровство толковалось предельно широко, как, например, подсовывание покупателю недоброкачественного товара или «кража» у людей тишины по ночам. «Кражей разума» раввины называли напрасные обещания, данные человеком, который и не думал их выполнять, но хотел казаться благородным.

Грабительством считалась также задержка платы работникам. «Кто задерживает плату наемника, нарушает пять запретов: “не обижай”, “не грабительствуй”, “плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра”, “в тот же день отдай плату его” и “чтобы солнце не зашло, ибо он беден”», – говорилось в трактатах Талмуда. [25] Особой формой грабительства считалось ростовщичество. Закон запрещает его по отношению к евреям: «Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста» (Исх. 22, 25). Вместе с тем ростовщичество не запрещалось в отношениях с представителями других народов.