Какими бы известными и набившими оскомину ни представлялись нам все эти даты, одного их перечисления, думаю, достаточно, чтобы убедиться в том, что франки действительно жили в обстановке постоянной осады. Так продолжалось со второго десятилетия VIII в., когда сарацины стали нарушать пиренейские рубежи, и почти до конца Х в., когда франкам удалось наконец выработать modus vivendi в своих отношениях с норманнами. Тем не менее сарацины и венгры на протяжении всего этого столетия не оставляли франков в покое. Слишком обширным и уязвимым было франкское королевство, особенно со стороны моря и рек.
Население королевства малочисленное, живущее впроголодь, не способное к постоянному военному отпору врагам. Число воинов-профессионалов ограниченное. Увеличить его не представлялось возможным, так как оружие и лошади стоили слишком дорого - необходима была целая жизнь, чтобы, начиная с малых лет, обучить полноценного воина. Крестьянская пехота все реже находила себе применение из-за своей низкой эффективности и малоподвижности. В крестьянском хозяйстве каждая пара рабочих рук была незаменима. Постепенно земледельцев низводили до уровня черни, простонародья, гнувшего свой хребет, только бы прокормить своего защитника-воина. Древние германцы сочли бы такое положение откровенно рабским. Перед нами социальная основа, на которой происходило отделение рыцарской элиты от бывшей прежде нерасчлененной массы свободных франкских воинов-земледельцев. Остальная часть этой массы была обречена на рабское существование. Правда, это новое ее положение формально не было закреплено юридическими нормами.
Как же произошло столь глубокое изменение в жизни общества? Усовершенствования в области вооружения и техники верховой езды с VIII столетия привели к тому, что конный воин, чтобы хорошо вооружиться, нуждался в более сильной лошади и гораздо большем количестве металла, чем прежде. В сравнении с пехотинцем его расходы претерпели качественный и количественный скачок, особенно в связи с покупкой лошади. Экипироваться он тоже должен был на свой собственный счет. Подобные расходы мог позволить себе только богатый человек. Показательно соотношение цен на оружие и лошадей с ценами на домашний скот и сельскохозяйственную продукцию. Это единственное более или менее достоверное сравнение, способное пролить дополнительный свет на интересующий нас вопрос. Необходимо также учитывать скудость сырьевых ресурсов вообще и недостаток специалистов и оборудования, необходимых для обеспечения воина соответствующей экипировкой. В этих условиях конным воином становился преимущественно выходец из аристократической среды, круг которой к тому же постоянно сужался и дифференцировался относительно первоначально однородной массы свободных крестьян-пехотинцев. Дифференциация касалась как богатства, так и образа жизни: аристократия считала войну и подготовку к ней своим постоянным профессиональным занятием.
Функциональное расслоение общества свободных граждан, прежде чем оно началось у франков, уже имело место в более подвижной лангобардской среде. В 750 г. лангобардский король Астульф предписывал, что "сражаться верхом" (caballicare) надлежит владельцам по меньшей мере семи наделов (casae massariae) или сорока югеров (iugeri) земли, то есть людям крупного и среднего достатка. Менее зажиточным предписывалось вооружаться как пехотинцам. Напомним также, что в лангобардской Италии в VIII в. сложилась такая общественная система, в которой класс собственников отождествляется с военным и политическим классом.
Законы Астульфа показывают нам общество, расчлененное на несколько социальных слоев. Экономическая элита превращалась здесь и в военную элиту, тогда как основная масса свободного населения, будучи не в состоянии приобрести хотя бы щит, освобождалась, по существу, от необходимости вооружаться. В германском обществе это означало утрату права на свободу и осязаемого ее символа - оружия. Рост стоимости и значения оружия, престижа самой военной профессии приводил к возвышению тех среди свободных, кто обладал богатством, выделял их в отношении остальной массы населения. При этом социальный статус неимущих резко падал, и они фактически оказывались на положении зависимых людей, почти рабов.