Истопник

В лагере Сталина родила ребенка – мальчика. Потом, рассказывали, ее досрочно освободили. А может, попала под амнистию. Сталин уже умер. Кто-то из общих знакомых по службе на стройке-500 сказал Косте, что мальчишка похож на него, Костю Яркова. Как две капли воды.

Эх, эх!

Домой, на Ургал, после первого курса возвращаться было стыдно. С фронта пришел героем-орденоносцем и в лагере тоже не оплошал. Даже беглых зэков доставал метким выстрелом. Имел благодарности генерала-лейтенанта Френкеля и Почетную грамоту за подписью самого генералиссимуса Сталина. А в институте не смог справиться со сворой сильно грамотных. Злобных и коварных зверьков. Откуда только в наше советское время народились такие?! Девчонки-студентки были похожи на крикливых соек. Пацаны на хорьков. На коллоквиумах по истории, коллективных толковищах, они сбивались в стаи и набрасывались на труп упавшего льва. Кто только не клевал умершего вождя… Косте было невыносимо слушать такое! Направляли хорьков и соек кудловатые тетки-преподавательницы, Костя называл их росомахами. Росомаха, обжора, идет на падаль… Доценты и профессура истфака, где учился Костя, многие из них – вчерашние фронтовики, пугливо поджимали хвосты и на прямые вопросы студента-переростка Яркова: «А что же происходит с теорией и практикой обострения классовой борьбы по мере победы социализма?!» отвечали уклончиво. Дескать, классовую борьбу никто не отменял. Но средства не всегда оправдывают цель. «Опущенные волки», – думал про них Костя. Подранных и побитых волков он встречал в ургальской тайге. Они скалились издали, но боялись подходить к человеку со стволом в руках. Не зря у зэков существовало ругательство волки позорные. И вся свора, которую Костя сравнивал с пакостным зверьем, навалилась на Сталина. Еще вчера они славили Иосифа Виссарионовича. Ведь нельзя же было не славить! А сегодня со сладострастием слушали малолеток, рассуждающих о перегибах на местах и об очищении партии.

Берию уже расстреляли. Пели частушку:

Берия, Берия – вышел из доверия!
А товарищ Маленков надавал ему пинков.

Антисоветская пропаганда. Та же 58-я статья, пункт 10.

Бывший почтарь на лагпункте женского портала дядя Коля Бородин, а теперь смотритель водомерного поста на Бурее, – Костя приезжал к нему на тайменную рыбалку, – как-то задумчиво спросил вечером, у костерка: «Костя, ты не знаешь? По радио все про какой-то куль талдычат… Вроде как Сталин его скоммуниздил».

Анекдот!

Костя коротко хохотнул.

У дяди Коли было три класса начальной школы. Но бабские посылки на Дуссе-Алине он шмонал ловко. В накладе не оставались ни зэчки, ни их начальницы. И себя, конечно, он не обижал. Косте, как земляку, тоже перепадало. Такие были понятия. Бердычом надо делиться каждому. Кто этот бердыч, посылку с воли, получает. В посылках колбаса копченая, сало и печенье, носки теплые, вязанные из козьего пуха.

Костя институт бросил и как-то сразу отчаянно забомжевал. Кантовался то на речных баржах и дебаркадерах, то на железнодорожном вокзале. Там легко было затеряться среди пассажиров. Связался с блатными и попрошайками-инвалидами на каталках. Их звали самоварами. Торговали порнографическими открытками и краплеными картами. Они-то и свели Костю с главным самоваром Комсомольска, Мыколой-бандеровцем, Николаем Степановичем Гринько. Говорили, что Мыкола, безногий, ушел на рывок – сбежал из лагеря. Собрал местных золотушников-старателей в артель «Амгунь». Костя пришел к Мыколе устраиваться на работу начальником охраны. Мыкола оказался нотный. То есть опытный и знающий. Посмотрел на Костю пристально глазками-буравчиками.

Словно прострелил насквозь.

И задал единственный вопрос: «Вертухай?»

Костя напрягся. Ну что они все – сговорились, что ли? «Я снайпер!» Мыкола прищурился: «Не ты ли, милок, гонял нас по Солоням?! Троих корешков моих положил – Захарку, Писателя и Смотрителя путей. И бабешку одну – Зину, портниху».

Костя вздрогнул.

…Через год службы в Управлении Бамлагом его срочно отправили в командировку на Дуссе-Алинь. Там группа опытных зэков-паханов, так пояснили, когда ставили задачу, очень умно сбежала. Устроили шухер и погоню направили по ложному следу.

А сами ушли в сторону Ургала.

Костя летел из Свободного на «Аннушке». В дороге все продумал и вызвался догнать. Попросил коня и снайперскую винтовку. Начальник лагпункта, майор, усмехнулся: «Разве паркетные бандитов ловят?» Офицеров, служащих в Управлении, конвойные и вохра называли паркетными.

Четверых он тогда завалил. А двое, сам видел, ушли.

Поначалу с Мыколой они не договорились.