Артузов считал, что единственной виной Штейнбрюка (а знал он его много лет, и его мнение можно считать объективным), являлось только медленное продвижение агентурной работы в Германии. Но он тут же замечал, что и у разведупровского ветерана Стигги, тоже работавшего по Германии, успехи по этой стране еще меньше, и что вся экономическая сеть Стигги в Германии либо села, либо перевербована. Очевидно, Артузов за два с половиной года работы в Разведупре так и не понял той атмосферы склок, подсиживаний, интриг, попыток столкнуть вышестоящего, чтобы занять его место, столь характерной для высших эшелонов военного ведомства. Может быть, отсюда и такое искреннее недоумение в конце его подробного письма: «Я думаю, что Вы изменили свое отношение к пришедшим со мной товарищам, Семен Петрович. Для чего? Не пойму. Не хочу думать, что и Вас коснулась атмосфера несколько нездоровых отношений среди многих товарищей к чекистам… но я думаю, что я привел в Разведупр неплохой народ. Ему не хватает военной школы, у него много недостатков, но он полезен для разведки и не надо от нас избавляться Семен Петрович. Конечно он требует не только холодного административного приказа, но и некоторого терпения». Но здесь бывший начальник ИНО ошибся. Держать дальше «пришельцев» в аппарате военной разведки не собирались, и момент для их изгнания, учитывая изменившуюся с мая 1934 г. политическую обстановку в стране, был выбран удачно. Безусловно, это не являлось личной инициативой Урицкого. Наверняка его поддерживал и нарком обороны, так и не смирившийся с тем, что группу чекистов направили в святая святых военного ведомства. Дни Артузова в Разведупре были сочтены.
Письмо Урицкому написано 20 декабря. А уже через три недели, 11 января 1937 г., по предложению Ворошилова Политбюро принимает решение об освобождении Артузова и Штейнбрюка от работы в Разведупре и направляет их в распоряжение НКВД. Новым замом начальника Управления тем же постановлением назначается старший майор госбезопасности М.К.Александровский. Начинался 1937 г., обстановка в Европе накалялась, впереди был Мюнхен, и замена аса разведки на человека, ранее не имевшего к ней прямого отношения, но с большим опытом контрразведывательной работы, была весьма показательной - она говорила о планируемой чистке рядов, уничтожении предателей - настоящих, мнимых и потенциальных.
К назначению Александровского начальник Управления не имел никакого отношения. Эта кандидатура обсуждалась на более высоком уровне. Уже после ареста 24 апреля 1938 г. в своих показаниях Урицкий говорил, что назначение Александровского в Разведупр состоялось совершенно помимо него: «Когда я получил согласие Наркома Обороны по увольнению Артузова, он (т.е. Ворошилов) имел ряд переговоров в наркомате Ежова о замене Артузова. Назывались разные кандидатуры, в том числе и Александровского…».
Вместе с Артузовым, как уже говорилось, обратно в НКВД отправили и Штейнбрюка. Важнейший отдел Разведупра, ведавший агентурной разведкой в Европе, остался без руководителя. Но здесь Урицкому удалось отстоять должность. Из НКВД в первый отдел никого не прислали, и временно исполняющим должность (врид) был назначен сотрудник Управления, ветеран Разведупра полковник С.Л.Узданский. Полковник во главе крупнейшего отдела (пусть даже врид) вместо корпусного комиссара - явление, ставшее обычным для РККА 1937 г., когда более молодые и энергичные командиры среднего звена быстро делали карьеру, занимая генеральские должности. Узданский продержался на этом высоком посту, очевидно, до мая 1937 г. [188]
, а затем разделил трагическую судьбу Артузова, Штейнбрюка и того же Александровского.Корпусной комиссар Карин пока удержался на должности начальника 2-го (восточного) отдела. Вряд ли это было заслугой Ворошилова. Если нарком «сдал» Артузова и Штейнбрюка, а иначе, как сдачей, направление в распоряжение НКВД назвать нельзя, то, видимо, он не отстаивал на заседании Политбюро Карина. Скорее всего, причина того, что Карина оставили на должности, объяснялась просто: пока ему как специалисту по Востоку достойной замены в Разведупре не нашлось. Очевидно, это понимал и Сталин, и решил до поры не трогать корпусного комиссара. Несколько месяцев Карин продолжал руководить отделом, но и его судьба была предрешена.
Артузов вернулся в НКВД. Во внешнюю разведку его не пустили, а предоставление ему скромной должности по архивной части можно назвать издевательством для специалиста такого класса. Осознавал ли корпусной комиссар свое положение: что дни его сочтены, что впереди лубянские подвалы и путь в небытие? Вряд ли. За два с половиной года работы в другой системе, в другом ведомстве он отвык от обстановки в своем Наркомате, плохо разбирался в процессах, происходивших на этажах и в подвалах этого страшного здания.