Историческая этнология

По свидетельству историков, Восточная Армения оставалась слаборазвитой в промышленном отношении, аграрной. Самый крупный армянский город Шуша, "прекрасный, благоустроенный город, населенный главным образом богатыми армянами", был городом "для отдыха и развлечений."[372]Энергичные промышленники и коммерсанты даже и не позаботились о прокладке сюда железной дороги. Шуша, эта древняя столица Арцаха (Нагорного Карабаха), пустела. Зато почти все армяне Закаспийской области и Туркестана, не говоря уже о Баку, — выходцы из Нагорного Карабаха.

Ереван как огромный многомиллионный город начал формироваться почти на наших глазах. “3 апреля 1924 года Совнарком Армении на специальном заседании обсудил представленный академиком Таманяном план реконструкции Еревана…

— Промышленность располагается здесь, — сказал академик и ткнул указкой.

Все посмотрели на пустынный привокзальный район. В те времена было забавно говорить о промышленности Еревана: не дымилась ни одна труба…

— Перед вами город на 200 тысяч жителей, — сказал академик, — перед вами столица. Вот ее административный район.

Это был воображаемый центр города. Воображаемая площадь.

Глаза совнаркомовцев следили за указкой.

— Район культуры, искусства, отдыха, — сказал академик."[373]

А дальше все пошло будто бы само собой… Сами собой съезжались в Ереван армяне, сами создавались новые традиции, система отношений, среда — очень плотная среда Еревана.

Казалось, Ереван должен был стать одним из прочих десятков городов-химер, порожденных советской гигантоманией. А вместо этого он оказался точкой собирания армян раскиданных по всему миру. И произошло это тоже как-то само собой. “Мой последний адрес — Ереван”, “Я больше не изгнанник” называли поэты-репатрианты сборники своих стихов.

“Этот день стал днем чуда и я проснулся в Ереване”.[374]

Армяне со всего мира ехали в Ереван. "Увидев, что их соотечественники собираются строить свой дом, съехались и стали работать, чтобы создать город, страну, государство. Они привезли сюда и свои святыни. Строили дома, сажали деревья, создавали памятники."[375]

Не случайно старшее поколение ереванцев воспринимает свой город не как нечто доставшееся им по наследству, а как свое творение, воплощение их духа: “Основанный еще в 783 году до н. э., он не столько наш предок или отец, сколько сын и внук, взращенный нами самими.”[376]