Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Мифологизация – сложная, но достаточно разработанная тема, особенно в контексте широко обсуждаемых аспектов пушкинской эпохи [1328]. Забегая вперед, возьмем на заметку еще одно свойство историко-беллетристического жанра. Исторический роман словно бы нуждается в сопровождении, аккомпанементе и поддержке других сфер искусств. Так, теряя энергию в прозе, историческая тема блуждает, переселяется в театр 1850–1860-х годов и живет в драмах Л.А. Мея, хрониках, трагедиях, комедиях, написанных А.Н. Островским на темы русской истории [1329], драмах А.К. Толстого, А.Ф. Писемского. Затем роман снова берет реванш, набирает силу и возвращается, захватив читательское внимание в 1870–1880-х годах.

«Преджанр» исторического романа тоже проживает свою параллельную судьбу – в нем различимы завязка, развитие, кульминация и спад. Хронологически к завязке и развитию, наверное, следует отнести повести 1790–1810-х годов. В это двадцатилетие появляются исторические новеллы Н.М. Карамзина – «Наталья – боярская дочь» (1792) и «Марфа Посадница» (1803), «Рогвольд» В.Т. Нарежного, «Вадим Новгородский» (1803) и «Марьина роща» (1809) В.А. Жуковского, «Предслава и Добрыня» (1810) К.Н. Батюшкова, «Письма к другу… с присовокуплением исторического повествования: Зинобей Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия» (1816–1817) Ф.Н. Глинки.

Чем ближе к 1820-м годам, тем очевидней кульминация, жанровое «крещендо», связанное с освоением и отчасти присвоением вальтер-скоттовского канона исторической беллетристики как бытовой, домашней мифологии, удобной в то же время для описания современности. Такими были «русские» повести А. Бестужева-Марлинского – особенно «Роман и Ольга» (1823), «Изменник» (1825), «ливонские», открывшие экзотическую историю Прибалтики, – «Замок Венден» (1823), «Замок Нейгаузен» (1824), «Замок Эйзен» (1825), «Ревельский турнир» (1825), а также «родственная» географически и близкая по сюжету «эстонская» повесть «Адо» (1824) В. Кюхельбекера, – все они сделаны по лекалу «шотландского романтика», что доказали не раз критики-современники и более поздние исследователи.

Авторы этих текстов решали почти что лабораторные, «технические» задачи: таковыми были сочетание источников и первоисточников (в пределах одной повести всплывают, к примеру, реминисценции из Нестеровой летописи, «Повести временных лет», карамзинской «Истории»); табу и их нарушение, допустимость бытовых, этнографических примет, введение комментариев и примечаний, выбор между живым, современным языком или имитацией архаики.

Морфология исторического повествования

Конвейерный способ производства романной продукции, заведомая клишированность ее устройства не в последнюю очередь обеспечивали своеобразную легкость создания и распространения исторических мифов. Думается, что поэтика и генезис жанра во многом объясняют возможности встраивания его в дальнейшее развитие той или иной мифологемы. Выше речь шла об исторической повести как о полигоне и прологе романа. Но разумеется, и синхронический, и диахронический контекст ничуть не меньше значили для оформления жанра.

О «монтажном», эклектичном характере романа писали критики 1830-х годов и современные исследователи. Не раз отмечалось многими, что и повесть, и роман смонтированы из разных «лоскутов», фрагментов, готовых блоков сюжетных ходов, характеристик, предсказуемых положений, переходящих из текста в текст. Поэтому вальтер-скоттовский тип исторического повествования стал своего рода азбукой жанра, набор конструкций, образных и смысловых ходов которого укладывался в несколько комбинаций, привычных для читателя. Эти «кочующие» блоки, обнаруживаемые в разных сочетаниях, их «механическая» природа была очевидна аудитории, обращавшейся с текстом не только как со «штучным» фактом вымысла, фантазии, но и как с изделием «промышленным».

Писать романы в ту пору – все равно что заниматься промыслом, литературным ремеслом, обрекающим автора на неизбежные повторы. Спрос поистине рождал предложение. Отсюда – гонка объемов, быстрота, рост цен на рынке, авторская многостаночность: