Это, по Мишле, «ареал суровых краев и энергичных людей, которые заслоняют Францию с востока»: Дофине, Бресс, Франш-Конте, Лотарингия. Жизнь и поэзия здесь были связаны с войной, культивировались патриотические традиции, распространявшие свое влияние на женщин: «Вдовы и дочери солдат, они знают, что такое война, что такое страдать и умирать», и «при необходимости сами идут воевать». Отличавший эти провинции дух активного сопротивления внешним силам нередко сталкивал их с центральной властью, но был «спасением от иностранных вторжений»[149]
.Позднейшая историографическая традиция (Бродель, Ле Руа Ладюри) не разделяет пылкой увлеченности классика ХIХ в. в живописании героизма и патриотизма жителей восточного порубежья. Историческая картина выглядит более нюансированной. Не все здесь и не всегда воевали за Францию, главное в большинстве случаев жители этих пограничных провинций отнюдь не были активными участниками событий. Им доставалась участь служить придатком театра военных действий; война разрушала их дома, вместе с самыми основами существования, не щадила человеческую жизнь. Сама территория неоднократно в ходе истории переходила из рук в руки, не создавая возможностей для формирования стойких государственных идентичностей. Одно дело – Мец или Дофине, другое – Безансон и Лотарингия.
Первой с юга в ряду пограничных провинций располагалась Дофине
, «крепость на альпийском ветру», по Мишле, или «альпийский бульвар» (уже в современном, демилитаризованном лексиконе)[150]. Не случайно, писал Мишле, население Прованса называет жителей ДофинеСреди «людей строгого и аналитического ума», которых провинция дала французской культуре, Мабли и Кондильяк из Гренобля, из Дофине происходила мать Д’Аламбера[152]
. В Гренобле родился Стендаль, музей которого находится в городе.В народной культуре Мишле привлекли искренняя простота горцев Дофине в соединении с учтивостью савояров, их патриархальные нравы: «старик пользуется уважением, это – центр семьи, два или три поколения которой зачастую совместно трудятся на одной ферме. Слуги едят за одним столом с хозяевами». 1 ноября, в день поминовения (ныне общенациональный праздник Всех святых), на стол ставят вареные яйца и мучное, у каждого умершего свой прибор. «Здесь, – замечал Мишле, – очень нужно, чтобы люди любили друг друга, ибо природа, кажется, совершенно не любит их». Под окаянным ветром с Альп «жизнь смягчают лишь доброе сердце и здравый смысл народа». Коммуны создают запасы для страховки от неурожая, из общинных хранилищ снабжают вдов.
Ежегодно люди уходят на заработки, причем в отличие от Лимузена, Оверни, Юры, Савойи, откуда уходят представители рабочих профессий, выходцы из Дофине становятся домашними учителями в Лионне и на другом берегу Роны. В долинах Дофине, замечал Мишле, «крестьянин не столь добр и не столь скромен», но «часто очень остроумен и сочиняет сатирические стихи»[153]
.Никогда в Дофине феодализм не становился таким бременем, как в северной Франции. Сеньоры, пребывавшие в вечной войне с Савойей, были заинтересованы щадить своих людей. Поэтому Революция здесь не была кровопролитна; освобождение от феодального наследия свершилось там «заблаговременно». Собственно и «республиканский индустриализм» в образе частного предпринимательства, так же как в Лионе, Безансоне, Меце, имел в Гренобле истоком поддержку не только городского самоуправления, но и, особенно поначалу, церковное покровительство. Епископ, по меньшей мере до IХ в., оказывался «подлинным
Историческая столица Дофине (с ХI в.) – Гренобль
находится в обширной котловине, образуемой долиной реки Изер. Город – административный центр одноименного департамента, располагающийся в самом предгорье, с окружающих его высот в подзорную трубу виден Монблан. Исторически он был и крепостью, и парламентским городом, а в конце ХХ в. стал промышленным и культурным центром общеевропейского масштаба.