Исторические и приключенческие произведения. Книги 1-16

Вдруг он изменился в лице, взглянув на окно ратуши. Там стоял маршал Кончини. Страшная злоба исказила лицо Равальяка, он вздрогнул и хотел оттолкнуть помощников палача, подойти к краю эшафота и громко обвинить в сообщничестве итальянца и его жену. Но при первом же звуке его голоса помощники палача, по знаку хозяина, повалили дрожавшего от злобы преступника.

Слова замерли у него на губах. Палач очень ловко, незаметно для народа, накинул ему на шею приготовленный шнурок из конского волоса и так быстро и крепко затянул, что через несколько секунд бешеные порывы тела превратились в предсмертные судороги. Он захрипел, и все было кончено. Помощники палача привязали к железным кольцам эшафота уже безжизненное тело Равальяка. Но толпа не знала этого и, затаив дыхание, ждала. Старый патер Лаврентий, с ужасом смотревший на все это, опустился на колени и стал молиться.

Между тем на край эшафота ступил один из судей и громко зачитал приговор:

«Мы, Мария, регентша Франции, от имени малолетнего короля Людовика XIII, совместно с нашими министрами, признали правильным и приказали предать палачу и казнить четвертованием на открытой площади убийцу короля — Франсуа Равальяка».

Следовало число, месяц, год, указание на собственную подпись королевы и королевскую печать. Судья передал бумагу палачу, мельком взглянувшему на подписи королевы, герцога д'Эпернона и Кончини.

Затем помощники палача подвели лошадей к самому эшафоту и закинули на него веревки, соединенные с упряжью.

Филипп Нуаре дал знак, помощники быстро привязали веревки к ремням, затянутым вокруг шеи, рук и ног Равальяка. Палач взял бич и громко щелкнул им. Помощники выпустили из рук поводья, бешеные животные взвились на дыбы и изо всей силы рванулись в разные стороны. Раздался громкий продолжительный крик.

Женщины, стоявшие в толпе, не ожидали такой ужасающей картины. Увидев как лошади, сейчас же схваченные солдатами, тащили за собой на веревках оторванные руки, ноги и голову преступника, они закричали и закрыли лица руками. Даже мужчины не могли без содрогания смотреть на это. Доски эшафота обагрились алой кровью казненного.

Некоторые из мужчин и женщин подошли и подставили платки под стекавшую кровь убийцы короля.

Опять забили барабаны. Судьи, монахи и палач покинули площадь, предоставив помощникам сложить обезображенные останки в черный ящик, который после заката солнца без молитвы и отпевания должны были опустить в яму, вырытую в особом углу у ограды кладбища.

VI. АННА АВСТРИЙСКАЯ

— Их величества уже уехали из Лувра? — спросил принц Генрих Конде у любимца молодого короля графа Люиня, встретив его в приемной Людовика XIII.

— Король садится в экипаж, — ответил де Люинь.

— А наша молодая прекрасная королева?

— Герцогиня де Шеврез передала сейчас, что ее величество одевается.

— Так надо поторопиться, граф! Поедемте вместе в моей карете!

— Очень благодарен, ваше высочество.

Они пошли через анфиладу комнат в галерею, где наблюдалось оживленное движение камергеров и придворных дам. Лакеи с дорогими шубами и шалями в руках бежали к стоявшим у подъезда экипажам.

— Многое изменилось за эти пять лет после смерти короля Генриха, — сказал принц Конде. — Подумайте только, как его скоро забыли, граф!

— Только здесь, в этом дворце, ваше высочество, — отвечал де Люинь.

— Припоминаете, как скоро королева-мать снова повеселела и как радостно вступила на трон единодержавной правительницей!

Они вышли из подъезда, и принц повыше поднял воротник широкого плаща. Стоял довольно холодный январский вечер.

— Желанная цель наконец достигнута, — промолвил, понизив голос, граф де Люинь.

Они сели в карету принца Конде.

— Во дворец маршала Кончини, — сказал принц кучеру и продолжал, когда экипаж тронулся: — Я приношу жертву, принимая приглашение на этот вечер. Терпеть не могу этого итальянца, любимца королевы-матери, которого она сделала маркизом д'Анкр! С вами, граф, я могу быть откровенным, мне очень неприятен надменный и властолюбивый Кончини!

— Я с вами согласен, ваше высочество! Если бы не желание короля, я ни за что не переступил бы порог дома этого маршала, который так кичится своим положением, — отвечал де Люинь.

По его лицу было видно, как он ненавидит Кончини.

— После смерти короля Генриха он замечательно пошел в гору, в его стремительном взлете есть что-то загадочное.

Мне как-то не по себе при этом человеке и при его вечно улыбающейся супруге, о которой говорят, что она умеет колдовать и предсказывать. Королеву-мать она действительно как будто приворожила. Но молодая королева, Анна Австрийская, насколько я заметил, недолюбливает ее. Но вот мы и приехали!

— Да, Кончини не скрывает богатств, которые нажил путем своего управления! Обратите внимание, ваше высочество, как пышно здесь принимают сегодня молодых и как стараются ослепить их блеском, и взгляните, как в то же время мрачно глядит на все это народ, спеша пройти мимо.

— Это они от холода жмутся, — презрительно отвечал Генрих Конде. — Маршал принимает все меры к тому, чтобы сделать народ счастливым и довольным.