Исторические и приключенческие произведения. Книги 1-16

Раны его так болели, что он не мог ни уснуть, ни пошевелиться. За те дни, когда маркиз вез его в Париж и ухаживал за своим товарищем по оружию как опытная и преданная сиделка, здоровье его не особенно пострадало, но бородатое красивое лицо его стало гораздо бледнее, веселые добродушные глаза утратили свой обычный блеск.

Другого человека такие раны, без сомнения, свели бы в могилу. Но геркулесовское сложение Милона и его еще молодой и здоровый организм давали самые серьезные основания надеяться на то, что с помощью хорошего хирурга он вскоре поправится.

В первые дни, пока они вынуждены были пробыть в Лувре, маркиз сам, и довольно искусно, накладывал повязки и охлаждал раны. Но, наконец, Милон стал настоятельно требовать возвращения в Париж, да и маркизу нельзя было удлинять свой отпуск, а потому они и пустились в путь, но ехали медленно и осторожно и в конце концов счастливо прибыли в замок.

Ренарда тотчас же побежала за доктором и Жозефиной, а маркиз поехал в Лувр представиться командиру. Таким образом, Милон остался один.

Начинало уже смеркаться. В огромном старинном покое скоро установился почти темно-серый сумрак. Больной лежал неподвижно и постепенно впал в состояние полузабытья, часто овладевающее людьми, охваченными лихорадкой.

Глаза его были полуоткрыты и бесцельно устремились на высокую двустворчатую дверь, выходившую в коридор.

Вдруг ему показалось, что дверь эта тихо отворяется.

Милон был не в силах ни пошевелиться, ни подать голос и видел все как бы в тумане.

В комнате стало уже настолько темно, что с одного конца нельзя было рассмотреть, что делается на другом. Дверь медленно и беззвучно приоткрылась и в комнату проникла яркая полоса света, затем появилась фигура женщины в широкой белой одежде. В одной руке она держала свечу, другой медленно, почти торжественно, открыла дверь.

Милон увидел какую-то прозрачную фигуру: лицо, окруженное волнами черных волос, было мертвенно бледно; глаза смотрели, как у мертвой. От белого платья эта странная женщина казалась еще более похожей на вставшую из гроба.

Никогда Милон не видал этого бледного, гордого, прекрасного лица. Кто была эта дама? Как она попала в замок? Быть может, она жила тут?

Маркиз никогда не говорил, что в его замке живет кто-нибудь посторонний.

Неужели это игра расстроенного воображения тяжело-раненного человека? Неужели он бредит наяву?

Он не мог ответить себе на эти вопросы, не мог ни в чем удостовериться и лежал неподвижно, будучи не в силах пошевельнуться, видел все, что вокруг происходило, и не был в состоянии объяснить себе увиденное.

Женщина вошла в комнату неслышно, легко, как призрак, обошла ее и остановилась, ощупав стены и мебель… Она, по-видимому, не замечала больного. Глаза ее горели каким-то зловещим коварным огнем.

Вдруг она подошла к той стене, где на стульях разложено было белье и подушки, отложенные Ренардой, когда она стелила постель Милону.

Странная женщина поднесла свечу к самому белью и оно мигом вспыхнуло.

Вид огня, казалось, радовал ее, потому что она все время старалась усилить его, для чего подожгла уже начинавший дымиться стул, и с необыкновенной силой и ловкостью подвинула к загоревшимся вещам один из столов, стоявший ближе других.

Милон все это видел…

Неужели его мучил страшный кошмар, от которого он не мог очнуться?

Уже вспыхнуло пламя и вся комната наполнилась густым дымом… огонь взвивался все выше и выше…

Призрак тихонько, неслышно выскользнул из комнаты и быстро исчез в коридорах.

Милон хотел закричать, позвать, вскочить… напрасно! Его душил дым, но он лежал неподвижно и только временами вырывались из его измученной груди тихие стоны, а пламя, между тем, подступало все ближе и ближе…

В это время внизу, у портала, послышались шаги и голоса.

— Святая Геновефа! Что это такое? — вскричала Ренарда, — этот запах…

— Гарью пахнет, — отвечала Жозефина. Шаги приближались.

Ренарда первой подбежала к дверям комнаты, где горело, и с криком ужаса всплеснула руками.

— Этого еще не хватало!.. Воды скорей! Жозефина побежала за водой, а доктор Вильмайзант вошел со старухой в комнату.

— Здесь-то и лежит раненый? — спросил он.

— Да, сударь, вон там, на постели, — отвечала Ренарда, растерянно бегая из угла в угол.

— Дым сильно повредит ему, — сказал Вильмайзант, подходя к постели.

Женщины и прибежавший старик-садовник гасили в это время огонь и открывали окна.

Милон совершенно потерял сознание и лежал, как мертвый.

Доктор принес свечку и начал осматривать раны, вызвавшие у него большие опасения.

Наконец Ренарде, Жозефине и садовнику удалось потушить огонь. Они унесли обгоревшие вещи, свежий воздух из сада начал освежать комнату.

— Как это могло загореться? — спрашивала беспрестанно Жозефина.

Старая Ренарда сначала ничего не ответила, а потом уклончиво сказала:

— Наверное, упала свечка…

Но по изменившемуся лицу старухи было видно, что она знает гораздо больше, нечто страшное, нечто таинственное, чего она не смела выдать, что ее мучило и пугало!

Она ушла и торопливо поднялась на верхний этаж.

Что она там делала — никто не знал.