Жюль Гри иногда показывался на Ночлежном острове, но только исключительно с одной целью — похвастать своим мундиром и жалованьем.
Пьер Гри был поражен, увидев между своими отвратительными гостями папу Калебассе. Но ему было некогда и он, продолжая спокойно наливать и подавать вино посетителям, следил только за ним глазами и с удивлением увидел, как старый фруктовщик сел за отдельный свободный стол.
Шум и крик полупьяных гостей усиливался. В одном углу ссорилась толпа нищих, в другом — трое чернобородых негодяев условливались по поводу предполагаемого ночью разбоя, какие-то мнимые калеки подсчитывали друг другу барыши.
Папе Калебассе было не по себе в этом обществе. Он, не снимая шляпы, сел в сторонке, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание, и стал разглядывать гостей.
— Все то же общество, что и прежде, — подумал он, — даже похуже. Любопытно знать, когда же они наконец доберутся до старого Гри! Ведь должны же они заметить, что он много выручает.
Пьер Гри счел, наконец, невозможным заставлять дольше ждать своего кума и кредитора.
— Добрый вечер, Калебассе! Как ты сюда попал? — спросил он.
— Гм, у меня есть на это свои основания, кум, — ответил старик, — и мне нужно сказать тебе два слова по секрету.
Пьер Гри испугался.
— Тебе ведь, конечно, не деньги твои понадобились? — спросил он.
— Да уж ты порядком подсобрал и мог бы расплатиться, но я не затем пришел.
— Ну, что Жозефина, а? — спросил, успокоившись, Пьер Гри.
— Если бы она знала, что я иду к тебе, наверное, передала бы поклон, — ответил Калебассе. — Ей хорошо живется, лучше, чем в гостинице.
— Уж, конечно, кум, уж, конечно! Здесь ей уже не стало житья с тех пор, как она стала взрослой красавицей.
— Она резвится, как рыба в воде, и так похорошела, что любо-дорого глядеть, — рассказывал Калебассе. — Бьюсь об заклад, она выйдет замуж за какого-нибудь вельможу!
— Чего ты только не выдумаешь, кум!
— Да ты посмотрел бы на нее! Ведь прелесть, а не девушка. А почему бы ей не сделать блестящей партии?
— Да, да, я ей не мешаю.
— Я пришел, чтобы сказать тебе одну вещь, которая тебе очень понравится. Старый герцог умирает, я сегодня слышал.
— Как?.. Герцог д'Эпернон?
— Да, несколько дней жить остается… Присылал он кого-нибудь сюда?
— Ничего не знаю, ничего не знаю, кум.
— Мне только это и нужно было. Бог знает, правду ли говорит прислуга, что это все так скоро будет, но я точно знаю одно, что он опасно болен и хочет сделать последние распоряжения.
— Так, так… последние распоряжения.
— Поскольку он может послать сюда своих людей, то я хотел тебя предупредить. Самому-то, конечно, уж нечего больше ждать, но другим…
— Понимаю, понимаю, кум, — сказал Пьер Гри.
— Тебе придется все-таки принять его посланных, но если он будет очень много требовать, то приходи только ко мне и скажи, что я теперь торгую на улице Вожирар.
— А не на улице Шальо?
— Нет, кум, я сменил место. Тебе нужно только прийти и сказать, а уж я позабочусь об остальном. Ты, я знаю, обманывать не станешь, исполнишь волю герцога.
— Что ты, кум Калебассе! Ни одного дуката не возьму, который не принадлежал бы мне по праву!
— Смотри же, Гри, сдержи свое слово! Ведь ты уже достаточно набрал! Мы станем заклятыми врагами, если ты воспользуешься чужим барышом.
— Не люблю я таких слов, кум!
— Если герцог и завтра никого не пришлет… Ведь как знать, может быть, ему некому довериться? Ступай туда сам и узнай о его здоровье. Понимаешь? Пусть лакей только скажет герцогу, что ты пришел. Я не хотел бы, чтобы он умер, не поговорив с тобой. Мне тут, разумеется, нельзя вмешиваться, и нехорошо было бы, если бы я к нему пришел. Не теряй времени, Гри, старик может умереть, быстрее, чем мы думаем.
— Ты разве уже уходишь, кум?
— Я пришел только предупредить тебя, мне надо по делу.
— Не выпить ли, кум, по стаканчику?
— В другой раз, Пьер, сегодня некогда, — ответил Калебассе, вставая. — Делай, как я тебе говорил, и — спокойной ночи.
Старик-фруктовщик ушел, а Пьер опять стал за прилавок.
Подходя к мостику, папа Калебассе услышал звон шпор. Ему навстречу шел какой-то солдат.
Калебассе остановился, всматриваясь.
На солдате был красный мундир, шитый золотом, это был кто-то из гвардейцев кардинала.
Зачем солдат пришел на Ночлежный остров?
— Э! — закричал вдруг папа Калебассе, — да, если не ошибаюсь, это Жюль Гри!
— Угадали, папа Калебассе, узнаете меня?
— Ишь ты, каким молодцом стал! — сказал фруктовщик, разглядывая солдата, насколько можно было что-нибудь разглядеть в вечерних сумерках. — Так ты поступил в гвардейцы великого кардинала? — спросил он. — Хорошо, очень хорошо!
— Я вам по секрету скажу, папа Калебассе, — ответил Жюль Гри, — я ведь в большой милости у кардинала.
— Что ты! Ну, это приятно слышать. Кардинал очень могущественное лицо в государстве, все, что он делает, доказывает его силу и значение.
— Правда, папа Калебассе.
— И я у него в милости. Я приближен к нему.
— И вы? Вот чего не ожидал!
— Да, сынок, да! Я стою к нему ближе, чем кто-нибудь, — сказал с усмешкой старый фруктовщик. — Я, так сказать, его хороший приятель, но это между нами, слышишь?