– О, графиня, такие мелочи меня не остановят.
– Но вы тоже не в состоянии спасти меня.
– Это другой вопрос. Борьба идет неравная, и вы находитесь в таком положении, что мало-помалу теряете своих сторонников и защитников – в этом надо признаться, – сказал Гаген. – Но отчаиваться все равно не следует. Мы должны уяснить себе, что движет вашими противниками. Для меня это давно очевидно, теперь настало время и вам узнать правду. Так вот знайте же, графиня, что борьба происходит за ваш миллион.
– Боже мой, я с радостью готова отказаться от этих денег.
– Нет, сейчас это мало что изменит. Как мне ни тяжело разочаровывать ваше юное сердце, но вы должны знать, что причиной всему – страстное желание графини Камиллы Варбург, вашей мачехи, завладеть унаследованным вами миллионом. Понимаю, как горько вам слышать это, как пошатнулась ваша вера в людей, но что поделаешь, такова правда. Причина обрушившихся на вас несчастий – ваше богатство…
– Презренные деньги! – в отчаянье вскричала Лили.
– Да, графиня, деньги достойны презрения, в этом вы правы. Я сам когда-то оказался жертвой людской алчности и потому знаю по собственному опыту, что это такое… Был в моей жизни период, когда бесчестные, алчные люди хотели завладеть моими деньгами, не пренебрегая никакими средствами, не останавливаясь ни перед чем, вплоть до покушения на убийство. Но я, как видите, жив, и противники мои рано празднуют победу. Борьба еще не окончена, она только разгорается – теперь уже в новом виде, – продолжал Гаген, и лицо его оживилось, глаза засверкали. – Потому-то я и принял вашу сторону, потому-то не могу оставаться равнодушным при виде ваших страданий.
– Если я правильно поняла, то мои враги – и есть эти самые люди?
– Да. Но выслушайте меня до конца. Графиня, как мне давно известно, с первого взгляда узнала вас, но не подала виду, а, напротив, гнусно оклеветала для того, чтобы получить ваше состояние, так как в случае вашей смерти оно переходит к ней.
– Ну, а найденный в пропасти труп?
– Это пока что загадка для меня. Во всяком случае, следует признать, что столь неожиданное обстоятельство дает большой перевес графине.
– Но что же мне делать? – вскричала Лили. – Мне не нужны эти деньги, лишь бы кончилась ужасная неопределенность, в которой я оказалась, и прекратились злые козни против меня.
– Что бы ни случилось, графиня, не теряйте мужества и положитесь на меня. Знайте, я – с вами.
В эту минуту послышался звон колокольчика и вошедшая экономка доложила, что некий господин желает видеть доктора и говорить с ним.
Гаген простился с Лили и пошел к себе в кабинет. Он был очень удивлен, увидев там судебного врача Феттера.
– Здравствуйте, любезный коллега, – сказал тот, протягивая руку. – Мне нужно переговорить с вами по одному делу.
– Прошу садиться. Слушаю вас.
– Вы уже знаете, какой новый оборот приняло это дело с молодой графиней Варбург?
– Понятия не имею, – сказал Гаген.
– Разве вам не сообщили? – удивился Феттер. – В таком случае должен сообщить вам, что речь идет об освидетельствовании психического состояния находящейся в вашем доме особы.
– Но она здорова! – воскликнул Гаген.
– Физически здорова, – поправил Феттер. – А ее психическое состояние нуждается в освидетельствовании.
– Что вы хотите этим сказать, уважаемый коллега?
– Только то, что сказал. И очень может быть, что результатом такого освидетельствования будет признание умственной неполноценности этой особы.
Гаген недоверчиво взглянул на судебного врача.
– Неужели вы думаете, что я не обнаружил бы каких-нибудь отклонений от нормы?
– Я вполне уважаю ваши знания и опыт, любезный коллега, но позвольте заметить вам, что, видя эту особу постоянно, вы привыкли и невольно испытываете к ней сострадание, смотрите на нее совершенно не так, как смотрел бы человек посторонний и беспристрастный.
– Это может быть, – согласился Гаген.
– Я знал, что вы как человек умный поймете меня. То, зачем я пришел, не более чем очередной этап происходящего следствия. Ничего другого за этим не кроется. Я как врач давно подозреваю, что здесь имеет место любопытная психиатрическая загадка, совершенно особый род умственного расстройства. Вы знаете так же хорошо, как и я, сколь многоликой бывает эта болезнь и как много людей ей подвержены, причем не только они сами, но и окружающие до поры до времени ни о чем не подозревают. И вдруг – внезапное обострение, и болезнь, много лет протекавшая в скрытой форме, становится всем очевидной.
– И с этим трудно спорить, – согласился Гаген.
– Вполне естественно, – продолжал Феттер, – есть основания подозревать, что мы имеем дело именно с таким случаем. Вот я и хочу удостовериться, так ли это. Скажите, а вы сами не замечали в вашей пациентке чего-нибудь такого, что подтвердило бы мое предположение?
– Нет, – твердо сказал Гаген, – ничего подобного я не замечал, да мне и в голову не приходило искать в девушке какие-нибудь признаки умопомешательства, пусть даже временного. Убежден, что, думая таким образом, вы совершаете в отношении данной особы врачебную ошибку.