Исторические и приключенческие произведения. Книги 1-16

— Что это значит, кто смеет мешать нам, — спросил Антонио.

Дверь резко распахнулась, и вбежал бледный встревоженный офицер.

— Ради всех святых, уходите. В Бастилию сейчас приехал король с графом де Люинем, — произнес он почти шепотом.

Антонио, видимо, испугался, палач вопросительно взглянул на него.

— Постараемся избежать неприятностей, метр Нуаре. Король не войдет сюда, а мы успеем и после его ухода исполнить свою обязанность, если это окажется нужным, — прибавил он тише, поглядев на старика, который лежал неподвижно, как мертвый… Все покинули подземелье, и беспомощный патер Лаврентий остался один.

XXI. ЭЛЕОНОРА ГАЛИГАЙ

Прежде нежели станет известно, что заставило короля Людовика ехать ночью в Бастилию, и как там развивались события дальше, заглянем в гостиную парижской чародейки, как ее впоследствии прозвали, жены Кончини.

Сторонники партии королевы-матери тотчас заметили, что после маскированного бала, жертвой которого стал принц Конде, Мария Медичи и король сделались необыкновенно серьезны.

Мария Медичи не знала, на что решиться после того, как Людовик осмелился заговорить с ней неслыханным прежде тоном. Она чувствовала, что необходимо предпринять какие-то действия, чтобы удержать за собой власть, видя как усилилось влияние партии короля. Она имела основания этого бояться.

Король сделался мрачнее, чем когда-либо. Он, видимо, избегал всяких контактов с королевой-матерью и ее двором. Если прежде в нем поражала мрачная сосредоточенность и склонность к уединению, необщительность шестнадцатилетнего короля, казалось, достигла своего предела и стала необъяснимой загадкой для окружающих.

Король перестал принимать многих, кто прежде имел к нему доступ, и камердинеры говорили по секрету, что часто слышат по ночам, как король разговаривает сам с собой в кабинете и целыми часами ходит по комнате.

Королева-мать ощущала эту тяжелую, гнетущую атмосферу и, как все виновники, которым постоянно кажется, что их тайну узнают другие, боялась, что сыну стало известно о ее сообщничестве с убийцами мужа. Эта мысль часто прогоняла сон от ее шелковых подушек. Перед окружающими она умело скрывала преследовавшие ее мысли, но едва оставалась одна, как они снова брали верх, и в голове ее являлись планы и намерения, ясно доказывавшие, что одна вина непременно потянет за собой другую, и последствия первого проступка вынуждают подавлять добрые порывы сердца.

Но окончательно погиб тот, кто имеет сообщников! Он в их руках, и вместе с ними все глубже и глубже опускается в омут, не имея сил вырваться, потому что общая вина сковывает их одной цепью.

Тогда наступает торжество ада, который, ликуя, принимает к себе нового члена, туманит его фальшивыми наслаждениями и удачами, чтобы потом толкнуть в вечное пламя душевных мук и укоров совести.

Так и в страстной душе Марии Медичи обманчивые иллюзии нередко заглушали голос вины, заставляли не думать о прошлом и предаваться сладким надеждам и планам на будущее.

В такие минуты Мария Медичи видела себя могущественной и бесстрашной владычицей, и кому случалось взглянуть на нее в это время, тот по ледяному, жесткому выражению ее лица видел, что у этой женщины нет сердца.

Элеонора Галигай с тайной радостью наблюдала суровое и решительное настроение королевы-матери. Она поняла, что Мария Медичи собирается привести в исполнение планы, мысль о которых подали ей маршал Кончини, герцог д'Эпернон и вся ее партия, — планы, которые заслуживали названия государственной измены, так как направлены были против короля и его двора. Оставалось только ловко подвинуть жаждавшую власти королеву-мать на открытые действия, добиться ее согласия на решительный шаг, который уже давно был подготовлен.

Элеонора Галигай дала слово своим союзникам склонить Марию Медичи к этому шагу. Когда вследствие ее ошибки на маскированном балу стали выражать некоторое сомнение относительно ее влияния, она самоуверенно и гордо отвечала, что королева-мать не может устоять перед ней, и не устоит!

— Посетив меня, — сказала жена Кончини, — она на все согласится, подпишет все бумаги, которые мы ей предоставим. Ее величество весьма податлива, когда дело заходит об исполнении ее тайных планов.

— Мы знаем, маркиза, что имеем в вас волшебную союзницу, — любезно отвечал д'Эпернон. — О, мы больше знаем.

— Говорите откровенно, герцог.

— Мы знаем, что можем положиться на ваше слово, и победим! Действуйте быстро и пустите в ход всю вашу магическую силу. Наблюдайте за звездами и предзнаменованиями, открытыми только для вас, и ведите все к одной цели: разом насмерть поразить и уничтожить наших противников, захватить в руки короля и государство.

— Даю вам слово, — отвечала парижская чародейка д'Эпернону, Шале и своему мужу, — что скорей, нежели вы думаете, королева-мать отдаст приказание оценить Лувр, арестовать и устранить наших врагов.

— Мы можем достигнуть цели только путем дворцового переворота, — горячо прибавил маркиз де Шале. — Это надо сделать вдруг, ночью, когда никто ни о чем не будет подозревать. Только таким образом мы можем победить.