Исторические и приключенческие произведения. Книги 1-16

— К чему его приговорили?

— Несчастного будут четвертовать лошадьми… страшная смерть!

— Но он ее заслужил, отец мой, — отвечал Пьер Верно, — это будет настоящее зрелище для народа.

Старик взял фонарь и повел монаха вниз — в мрачную камеру преступника. Свет проникал в нее сверху из крошечного окошка в потолке. У стены стояли стол и стул, на столе была кружка с водой и распятие, на полу лежал соломенный тюфяк, покрытый одеялом.

Равальяк не встал с тюфяка при входе патера и сторожа. Глаза его злобно сверкали; он внимательно смотрел на вошедших.

Пьер Верно поставил фонарь на стол и ушел, заперев за собой дверь.

Узнав духовника, Равальяк поднялся и стал говорить с ним. Пьер Верно тихонько прокрался в соседнюю камеру и приготовился подслушивать, как велел это делать ему Кончини. Оттуда, приложив ухо к стене, можно было слышать каждое слово.

— Облегчите свою душу, — сказал патер Лаврентий после нескольких набожных увещеваний. — Признайтесь во всем, чтобы я мог помолиться с вами, пока не наступил ваш последний час.

— Мой последний час еще не скоро наступит, — уверенно отвечал Равальяк. — Молитесь о себе, святой отец, вам раньше меня придется умереть!

— Кто внушил вам такие надежды, несчастный? Не верьте этому, вас обманывают!

— Человек, который гораздо сильнее вас, поклялся меня спасти. Не расспрашивайте меня, я вам ничего не скажу!

— Да разве вы не знаете, что вы уже приговорены?

— Приговор не будет приведен в исполнение! Уходите с Богом к себе в монастырь!

— Вас обманули! Никто не спасет вас, даже сам король не смог бы этого сделать. Поэтому не отталкивайте меня, я один могу принести вам утешение. Вам не удастся избежать смерти, ибо весь народ стережет вас, требует вашей крови. Не надейтесь спастись бегством… если бы вам и отворили тюрьму, свое пристанище вы все равно нашли бы только в могиле.

— Ты правду говоришь, старик?

— Клянусь Святой Девой, сама королева не смогла бы теперь спасти вас! Судьи объявили приговор, и народ ждет казни. Не дрожите, будьте мужественны, вам предстоит суровая смерть, ищите утешение и силы в молитве и покаянии! Вас будут четвертовать…

Келья огласилась таким воплем, что сторож вздрогнул.

— Вы лжете! Вон отсюда! Вы лжете! — закричал Равальяк.

— Примите утешение господне, несчастный! Я до последней минуты буду с вами! Облегчите душу от тяжкого бремени.

— Так, негодяй изменил клятве и бросил меня?

— В чем заключалась эта клятва?

— На третью ночь после моего дела мне обещано было дать мешок с золотом и устроить так, чтобы я смог бежать. Так вы говорите, народ стережет меня?

— Верьте мне, вы уже в руках палача. Кто же дал вам такую лживую клятву?

— Кончини и Элеонора Галигай клялись мне в этом! Они — мои сообщники. И если меня ждет казнь, то на помосте мы должны стоять вместе!

Сторож дрожал от страха…

— Несчастный! Вы потеряли рассудок, — сказал патер Лаврентий.

Равальяк насмешливо расхохотался.

— Уж не заодно ли вы с ними, — сказал он, — вы, верно, сговорившись, решили выдать меня за сумасшедшего? Я в полном уме, как и вы сами!

— Так расскажите мне все. Патеру Лаврентию вы можете довериться.

— Поклянитесь, что никогда, пока я жив, вы никому не откроете тайны моей исповеди?

— Клянусь!

— Если меня казнят, вы отомстите им за предательство. Я дрожу от бешенства при одной мысли об этих людях. Кончини и Элеонора Галигай подкупили меня, чтобы я убил короля. Они поклялись на распятии вознаградить меня и дать возможность уехать морем. Они подогревали во мне ненависть и ручались, что я получу отпущение своих грехов!

— То, что я слышу — ужасно, и я едва верю, — сказал патер Лаврентий, — но вы ведь не станете усугублять свою вину в последние часы вашей жизни. Этим вы уже ничего не измените в своей судьбе.

— Плохо им будет, если они отдадут меня в руки палача! Тогда и их будут четвертовать, потому что я громко назову их своими сообщниками. Народ и их бросит ко мне на эшафот! — отчаянно прокричал Равальяк.

За стеной Пьер Верно понял, что слушать больше нечего. Патер Лаврентий начал увещевать арестанта и склонять к раскаянию.

Выйдя из камеры, старик постоял несколько минут в раздумье, не зная, передавать ли маршалу Кончини слышанное. Пьер Верно помнил, что ему приказано передавать все до последнего слова, но он боялся оскорбить маршала, повторив слова Равальяка.

Послушание, однако, взяло верх, и старик отправился к Кончини.

Маршал велел сейчас же впустить его к себе в кабинет, где разговаривал в это время с Элеонорой.

Пьер Верно почтительно извинился, робко ссылаясь на то, что передает не свои слова, а слова арестанта, и подробно повторил разговор Равальяка с патером.

Кончини и Элеонора отлично умели скрывать свои чувства и только украдкой переглянулись, дослушав рассказ сторожа до конца.

— Благодарю вас, Пьер Верно, — сказал маршал, когда он кончил. — На днях вы получите обещанное вознаграждение. Этот убийца, сумасшедший, бесстыдный негодяй надеется спастись, придумывая себе сообщников. Продолжайте хорошенько стеречь его. Я верю, что почтенному патеру удастся смягчить его зачерствевшую душу и привести к полному раскаянию.