Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933

По сталинским меркам причин и поводов для ареста Лихачева было множество.

Собственные объяснения этих причин Лихачевым — еще один повод для ареста.

Он пишет: "Петербург провожал свое блистательное прошлое". До 1928 года город кипит философскими кружками, студенческими обществами. Бесконечные диспуты, доклады на квартирах и в официальных местах — в Ленинградском университете, в Институте истории искусств на Исаакиевской площади, в бывшем Тенишевском училище, В Ленинградском университете в коридорах вдоль окон еще сохраняются знаменитые дореволюционные скамейки для свободных дискуссий. Один кружок, который посещает Лихачев, носит название "Хельфернак", что значит Художественно-литературная, философская и научная академия.

С усилением государственных гонений на церковь кружок приобретает религиозный характер и называется уже "Братство святого Серафима Саровского". Интеллигентная молодежь категорически отвергает декларацию митрополита Сергия. В 1927 году в своей декларации митрополит Сергий заявляет, что гонений на церковь в стране не было и нет, что церковь готова к сотрудничеству с властью, а тот, кто не принимает декларации, тот находится в оппозиции к Церкви. Митрополит Сергий утверждает, что тем самым он спасает Церковь. 90 процентов православных приходов, получив текст декларации, отправили ее по обратному адресу.

Друг Лихачева Миша Шапиро из патриархальной верующей еврейской семьи в знак протеста против преследования православных священников начал даже иногда ходить в православную домовую церковь на углу Гатчинской и Малого.

Потом в кружке появится провокатор. В 1992 году Лихачев прочитает донесения этого человека в своем деле.

В 1928 году Лихачев посещает также "Космическую академию наук", сокращенно КАН. В КАНе не было ничего серьезного. Более того, это был намеренный маскарад. И в этом, видимо, была главная опасность.

Они провозгласили принцип "веселой науки".

Веселье науки в том, что она обогащает мир. Если она делает мир скучным — это невеселая наука. Академик Лихачев пишет: "Таково учение марксизма. Оно принижает окружающее общество, убивает нравственность, попросту делает нравственность ненужной".

В довершение всего, к годовщине "Космической академии" эти студенты сочинили и направили поздравительную телеграмму, якобы от Папы Римского. Эта телеграмма и привлекла внимание компетентных органов.

Лихачев пишет: "С самого своего утверждения советская власть стремилась к уничтожению любого многоголосия. Страна погрузилась в молчание. Только восхваления, единогласие, скука смертная — именно смертная. Ибо единогласие равно смертной казни для культуры и для людей культуры".

К моменту ареста, в двадцать два года, Дмитрий Лихачев уже сложившийся человек. Он сделал свой выбор. Лихачев говорил "Многие убеждены, что любить Родину — это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на любви-жалости. С этим чувством жалости я стал заниматься древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти уходящую Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери, собрать ее изображения, показать их друзьям".

Ворота Соловецкого лагеря — Кемперпункт. Пересыльный пункт в Кеми. Первое, что видит прибывающий, — это люди, одетые в мешки. Солженицын пишет: "Одеты в обыкновенные мешки: ноги выходят вниз как из-под юбки, а для головы и рук делаются дырки".

Лихачев пишет: "При высадке конвоир разбил мне сапогом в кровь лицо. Нам кричат: "Здесь власть не советская — здесь власть соловецкая"".

В условиях советской власти приговор Лихачеву выносили без суда. Допрос был всего один. Зато следователем был Александр Робертович Стромин, организатор процессов против интеллигенции конца 20-х — начала 30-х годов.

В Кемперпункте этапы принимали по очереди двое — Курилко и Белоозеров. Белоозерова заключенные по ошибке называли Белобородовым. Путали с Белобородовым, который расстреливал царскую семью. Он виртуозно ругался. Его самая пристойная угроза: "Сопли у мертвецов сосать заставлю!"

Курилко называет себя гвардейским офицером. Лихачев спустя многие годы, в 1989-м, узнает о его прошлом. Он в гражданскую служил в Красной армии, месяца на два перебежал в Белую. И выдавал потом себя за гвардейца.

Лихачев уточняет: "Я пишу это для того, чтобы знали, что настоящие гвардейские офицеры, кого я встречал на Соловках, были людьми честными, в охране никогда не служили".

В охране они не могли служить. Туда брали уголовных — убийц и насильников.