Вскоре австрийское войско двинулось на армию Наполеона и поставило ее в критическое положение. Мы не станем входить в подробности успехов и неудач этого великого полководца. При знаменитой Лейпцигской битве, где погиб князь Понятовский, последняя надежда поляков, один из моих двоюродных братьев, полковник П***, был тоже опасно ранен и взят в плен пруссаками. Жена его, женщина очень интересная по своим нравственным качествам, написала императору, прося его разрешить ей отправиться к мужу в Берлин и вернуться с ним в Литву. Государь дал ей аудиенцию и приветливо принял ее. А когда госпожа П***, ободрённая этим успехом, осмелилась просить о снятии секвестра с ее личного имущества, государь прибавил: «А также и с имущества вашего мужа». Вот как он относился к своим подданным, восставшим с оружием в руках! К сожалению, великодушие Александра стало для большинства столь привычным, что не только не вызывало восторга и глубокой благодарности, но принималось как нечто обязательное. Таково вообще человеческое сердце: мало есть таких, для кого признательность не является тяжким бременем. Столь замечательные слова Александра: «Посмотрим, что лучше удастся – внушать страх или любовь», – казалось, с каждым днём оправдывались тем доверием, которое внушал рыцарский характер государя, и присоединением германских сил к русскому войску. Преследуя во главе союзных войск остатки французской армии, собиравшейся перейти Рейн, по берегам которого развевались его торжествующие знамёна, Александр обратился к своим храбрым войскам с приказом, из которого я приведу здесь выдержки, лучше всего характеризующие прекрасную душу этого государя и руководившие им благородные чувства.
«Воины! Доблесть ваша привела вас с берегов Оки к берегам Рейна… Проникнув в глубь нашей империи, неприятель, с которым мы теперь боремся, причинил великие бедствия. Но страшная кара пала на его голову… Гнев Божий разразился над нашими врагами… Не будем подражать им: забудем дела их. Обратимся к Франции не со злобой и местью, – протянем ей руку в залог мира. Для русского слава в том, чтобы победить нападающего на него неприятеля и относиться по-братски к обезоруженному врагу. Исповедуемая нами вера устами самого Бога учит нас любить наших врагов и делать добро тем, кто нас ненавидит. Воины! Я убеждён, что благодаря вашему сдержанному поведению в неприятельской земле, в которую мы вступаем, вы сумеете победить столько же благодаря величию души, как и силе телесной, и. соединив доблесть воина с человеколюбием христианина, вы завершите ваши великие деяния, сохранив ту славу храброго и цивилизованного народа, которую деяния эти упрочили за вами. Я также убеждён, что ваши вожди приложат все старания, чтобы сохранить незапятнанной честь наших войск».
Глава XV
Между тем Наполеон добился от Франции новых жертв.
По требованию его явилось новое войско, но состоящее уже не из мужчин, а из детей, едва умевших владеть оружием, которое им вкладывали в руки. Тем не менее французы, благодаря врождённой им доблести и с помощью остатков старых, искусившихся в бою войск, поддержали своими искусными движениями великие дарования руководившего ими полководца.
Была минута, когда союзные генералы высказались за отступление, представлявшееся им неизбежным. Войска не могли долго продержаться в разорённой стране. Париж и Национальная гвардия проникались воинственным духом, который бы не ослаб и, быть может, погубил бы эту громадную столицу, если б в этих критических обстоятельствах Мария Луиза проявила сильный характер Марии-Терезии.
Император Александр, не разделяя точки зрения своих союзников, убедил их принять своё мнение, а именно, – быстро идти на Париж, в то время как отряд войск будет отвлекать силы Наполеона. В этом плане действий, по мнению самих командовавших генералов, проявился настоящий военный гений, которому по справедливости надо приписать счастливый и блестящий исход кампании.
Между тем как Наполеон завязал борьбу с русским генералом Винцингероде, император Александр двинулся на Париж во главе армии столь сильной, что маршал Мармон не осмелился вступить с ней в сражение и, защищая Париж, подвергнуть громадное его население ужасам разграбления.
Капитуляция Парижа, за которую Наполеон и его сторонники обвиняли маршала в измене, была неизбежной[11]
.На высотах Монмартра Париж с ужасом увидел готовые ринуться на него необозримые войска. Парижане уже не были под влиянием великого национального движения (Мария Луиза с сыном уже покинули Париж). Парижане думали лишь о собственном спасении, и для них Франция и отечество заключались в пределах Парижа.