Исторические новеллы

Они не сомкнули глаз, томясь невыносимой жарой, ворочаясь на подстилке из шишек и хвои, то хватаясь за ближайшие корни, то подсовывая руки под голову, то закрывая лица руками, но им так и не удалось уснуть. К тому же запах смолы словно наполнял их бессонным дурманом. И вдруг в непроницаемой мгле (серп новорожденной луны быстро исчез), совсем рядом, среди залежей хвороста, валежника, трухи, раздалось что-то вроде сухого треска огня — звук, известный им с малолетства, когда они разводили костры себе на потеху. Судя по звуку, это, без сомнения, был огонь. Но как ни вглядывались они, напрягая зрение, в темноту между деревьями, нигде не видели ни единой искры, ни малейшего отблеска. Они снова улеглись, и снова раздался этот проклятый треск. Неужели застигнет их стремительное пламя здесь в лесу, среди истекающих смолой деревьев и сухой опавшей хвои, неужели погибнут они в бушующем зареве? Воображение рисовало им все более устрашающие картины, и по мере того, как они говорили об этом друг с другом, возрастал охвативший их ужас.

Треск между тем не прекращался, замирая на мгновения и возобновляясь с еще большей силой. Встав, они пошли вслепую на поиски, прислушиваясь друг к другу и к мулу, привязанному к дереву, чтобы не потерять его, отдалившись. Но так ничего и не найдя, они воротились ни с чем. Тьма, как и прежде, оставалась непроглядной, треск продолжал усиливаться.

— Пламя невидимое, — сказал тот, которого звали Энзель, содрогаясь всем телом.

— Пламя не разведенное, — стуча зубами, ответил ему в тон цитатой из книги Иова знавший ее всю наизусть, ибо он был человеком сведущим в Писании, а звали его Лемлин.

Треск и разрывы не затихали. И раздавались они не с какой-то одной стороны, а сразу отовсюду. Решив препоручить Господу заботу о своей жизни, путники вновь улеглись вблизи мула, предварительно ощупав его с головы до кончика хвоста, но тот стоял безмятежный, как ни в чем не бывало, издавая жующие звуки и хлопая себя хвостом по бокам. Заснуть они уже не могли. До рассвета продолжался треск, напоминающий шум всепожирающего огня. Они отправились выяснить, в чем же смысл происходящего; вдруг на них и вокруг них посыпались какие-то плоские и твердые, светлые ядрышки, больно их ударяя. Обратив вверх свои взоры, они увидели незнакомое дерево, непохожее на все остальные, с длинными ветвями, крупными мясистыми сочно-зелеными листьями и все увешанное стручками, напоминающими бобы или рожки, которые лопались, выстреливая во все стороны ядрышками. Так объяснился ночной треск.

Энзель сплюнул в сердцах и сказал:

— Вот ведь напасть! И из-за этого мы дрожали всю ночь?

— Тьфу-тьфу-тьфу! — сплюнул и Лемлин. — Чего я только не навообразил, разразись оно на головы вагантов![13]

Совершив омовение рук водой из фляжки, они возложили филактерии[14] и прочитали утреннюю молитву. Затем подкрепились припасами из котомки и отправились в путь. В течение трех часов брели они между деревьями леса, еще не оправившись от ночных страхов, измученные и хмурые от недосыпания. Выйдя на безлюдную дорогу, они остановились в нерешительности, не зная, куда повернуть.

Пока они так стояли, послышался звук рожка, эхо ответило ему ломкими трелями со всех сторон, затем где-то прогрохотал взрыв, гулко отдаваясь по всему лесу, отчего, казалось, заплясали деревья.

Оба молодых человека были крайне напуганы, мул отпрянул назад, поднял уши торчком и пригнул шею (движение, унаследованное от осла-отца!). Юноши поглядели в разные стороны, но ничего особенного не увидели. Только белка пронеслась рыжей молнией с дерева на дерево, да две-три птицы испустили тревожные крики и затихли. Где-то шагах в ста от них поднялось в воспаленную высь небольшое облачко дыма.

— Убежим и спрячемся за деревьями! — вскричал Лемлин, который был так молод, что даже не имел еще пушка на подбородке, — это или разбойники, или демоны!

— Глупец, разве вокруг нас нет деревьев? — ответил Энзель, чье миловидное, хоть и немытое лицо обрамляла светлая, мягкая, как пух, бородка.

— Да, деревья есть всюду, дорога пуста и никого нет, — Лемлин взъерошил рукой свои волосы. — Опять всякая чертовщина, как минувшей ночью.

Из придорожной канавы, откуда прежде поднимался дым, разом высунулись две головы, одна повыше другой. От страха у обоих юношей едва не отнялись языки.

Два человека вышли на дорогу и направились в сторону юношей.

— Хвала Всевышнему! — произнес Энзель сдавленным голосом. — Это охотник и его слуга — оруженосец. Они не причинят нам зла, слышишь, Лемлин, — никакого зла.

— Да услышит твои слова Владыка Мира! — отвечал Лемлин. — Сердце не предвещает мне ничего хорошего.

— Наградили глупца пророческим даром, — сказал Энзель.

Лемлин умолк.

Те двое приблизились к юношам, словно ожидавшим их.

— Откуда и куда, семя иудейское? — прогремел голос охотника. Лицо его побагровело от жары и напряжения.

Слуга подошел к мулу и тщательно осмотрел бочонки снаружи и изнутри, сначала один, затем второй, покачивая при этом головой.

— В Страсбург, милостивый сударь, в Страсбург держим путь.

— Я спросил также, откуда?