Вечерело. Татары и черкесы кончили вьючить лошадей, и, обремененные добычей, уходили в степь. Городок догорал. Торчали обгорелые кирпичные печи и трубы. По углям, покрывавшим землю, курился сизый дымок. Старик Булатов погиб со всею семьею. С окровавленными сединами, раскинувшись на горячей золе своего куреня, спал он непробудным вековечным сном. Возле него умирали старая жена его Нефельевна, и меньшой внук. Старший внук, юноша, бравый казак, корчился на площади в предсмертных судорогах. Татары отрубили у него обе руки в то время, когда он хотел вырвать у татарина аркан, захлестнувший его невесту.
Быстрянский городок погиб.
Но… жизнь сильнее смерти. Из далеких походов на родное пепелище вернулись казаки, и на месте старого городка выросла новая Быстрянская станица.
И пока существовало Донское войско, было в обычае в станицах Быстрянской и Нижне-Каргальской (потом Мариинской) вечером звонить на колокольне редким звоном три раза. Так в старину напоминали рабочим в поле, что после третьего удара ворота запрут и никого в станицу не пустят. 15-го августа в Быстрянской станице служили панихиды по убитым в 1736-м году. За поминальным обедом станичники поминали своих дедов, погибших от татар.
В те годы не одна Быстрянская станица пострадала от татарского набега. Гибли и другие станицы… Гибли и возрождались…
Так было на Дону… Так и будет… И хотя все погибнут — в новой и лучшей красе все встанут из пепла разрушения!..
Глава II
Войско Донское потеряло самостоятельность, но самобытности, самоуправляемости не утратило. Говорили в ту пору Яицкие казаки:
Так рассуждали и Донцы.
В первую половину XVIII века Российская Империя не в твердых была руках. На севере отстраивалась новая столица — державный Санкт-Петербург, Петров город. Интересы властей были на севере. Москва хирела. Не до Дона ей было. Так было в правление Екатерины I, вдовы Императора Петра Великого, Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны и в тихое, спокойное, безмятежное царствование Императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра I. В России крепло дворянство. Тяжелее налегала рука помещика на крепостного крестьянина. По городам строились дворцы и хоромы вельмож, а по имениям росли богатые усадьбы. Роскошь парадов, выездов, псовых охот окупалась тяжким трудом раба-поселянина.
Донских казаков это не касалось. По-прежнему ездили в Москву ко двору «зимовые» и «легковые» станицы. Но они уже утратили дипломатический характер. Было только «представительство» Войска перед Императорскою властью. С 1731-го года было постановлено посылать от Войска ежегодно одну зимовую станицу и пять легковых. Как и раньше, весною спускалась по Дону на бударах зимовая станица; с ружейною пальбой плыла мимо прибрежных станиц, везла царское жалованье. Но и это был только старинный обряд. И сукна, и муку, и всякий припас казаки покупали за деньги у купцов, а порох и необходимое снаряжение Войско получало из Приазовских крепостей. Но — мил был донскому казаку старый обычай, напоминал ему о временах вольных. Радостно, в «цветных» платьях, с пушечной пальбой встречали в Черкасске станицу; собирался войсковой Круг. Атаман зимовой станицы перед Кругом чинил доклад о Московских делах, о Царском пожаловании. Делили между станицами привезенное жалованье.
Военная Коллегия, которой было подчинено войско Донское, не касалось внутренних распорядков войска. Она вела учет казакам, указывала, куда и сколько полков должно быть направлено, выплачивала служилым казакам жалованье, кому таковое полагалось, и снабжала полки провиантом и фуражем. Кто будет начальниками этих полков, как они будут созданы, как и кем будут обучаться — это ее не касалось. В «казачьем повытье» Коллегии знали, что полки будут хороши и отлично будут сражаться.
Дон продолжал жить, управляться и судиться по своим обычаям и старым заветам и преданиям, как говорили на Кавказе, на основании написанных законов — «адатов». И были эти неписанные законы крепче писанных. Жили казаки, как говорили со снисходительной насмешкой в Петербургских канцеляриях, «по ихнему нерегулярству».
Проезжий через Россию в ту пору иностранец Манштейн в своих воспоминаниях о России 1730-го года называет Дон «республикой, добровольно подчинившейся покровительству России». Он писал, что «Двор обращается с казаками с большой мягкостью и обходительностью». Самих Донцов Манштейн называл «нацией, из главных офицеров (старшин) которой набирается глава их республики, утверждаемой Двором».