Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1

Из числа менее известных ораторов стоит знакомства ученый XIV в. Никифор Григора. Содержание его речей было разнообразно и может вполне подлежать нашей оценке, так как этот ученый постарался почти целиком записать свои речи в составленной им «Истории», сохранившейся до нас. Дадим анализ двух речей Григоры. Одна из них разъясняет вопрос, полезно ли спорить с латинянами по поводу их разногласий с православными? Случай к произнесению этой речи дан был следующими обстоятельствами. В 1333 г. папа прислал в Константинополь двух западных епископов для переговоров о соединении церквей Западной с Восточной. Необходимо было вступить в состязание с прибывшими епископами. Византийский патриарх захотел поручить это дело Никифору Григоре, отличавшемуся бойкостью речи, находчивостью в аргументах и богатством богословских знаний. Но Григора всякие споры с латинянами считал бесполезными и в этом смысле сказав речь в патриарших палатах при многочисленном собрании. В своей речи Григора раскрывал такие мысли: «Я не вижу для какой пользы и для какой цели стали бы мы вступать в состязание с латинянами, когда ведь это дело решенное, что ни мы никогда не согласимся с мнениями латинян, ни они с нашими, хотя бы в нашу пользу заговорили бы все камни и все деревья». Самый способ дискутирования, принятый у латинян, казался Григора несоответствующим цели. Они любили дискутировать силлогизмами. Но Григора подвергает строгой критике этот способ состязаний. «Мы знаем, — говорит он, — что латиняне в состязаниях прибегают к силлогизмам. Но мы со своей стороны находим, что силлогизм не имеет места ни как научное доказательство, ни как логический вывод там, где идет вопрос о Боге и Божественной Троице. Бесполезна здесь и диалектика с ее лишь вероятными И сомнительными посылками. Всякому известно, что диалектика есть вещь обоюдоострая, она может служить столько же для изобличения лжи, сколько и для извращения истины». Григора не ожидал никакой пользы от состязаний с латинянами еще и потому, что как ни кончился бы диспут с латинянами, эти последние не· преминут провозгласить, что верх взяли именно они. Он говорит: «На собраниях с присущей им надменностью латиняне брызжут целым потоком слов, а потом, выйдя оттуда, всюду бесстыдно распускают молву, что будто они одержали победу». Григора видит в этом мелочность латинян. Речь оратора, по его словам, произвела наилучшее впечатление на патриарха и всех прочих слушателей,[1197] Другая речь Григоры посвящена интересному вопросу о необходимости исправления юлианского календаря. Предмет речи был очень щекотлив, потому что дело шло, между прочим, и о желательных существенных переменах в общепринятом пасхальном круге. Григора поэтому опасался, что ему не только не позволят произнести своей речи, но что еще, пожалуй, «с насмешками и бесчестием» его вытолкнут из собрания, где он собирался изложить свои мысли; да к тому же референт наперед знал, что лишь немногие иа присутствующих оценят достоинство его доклада ввиду того, что лишь немногие знакомы были с астрономией, с которой реферал соприкасался своим содержанием. Но, к счастью, Григору взял под свое высокое покровительство император Андроник, он предоставил этому ученому свободу слова — и речь была произнесена во дворце, в присутствии императора и множества слушателей· В ней Григора показывает свою разнообразную и основательную ученость, сообщает необходимые сведения по части астрономии, говорит о неодинаковом летосчислении у разных народов, обстоятельно передает сущность древних споров о времени празднования Пасхи и т. д. А главное, Григора доказывал необходимость исправления календаря. Император Андроник с удовольствием выслушал сообщение Григоры и согласился с его соображениями. Но приступить к исправлению календаря, однако, отказался. Он боялся, что это дело произведет волнение между простыми людьми и несогласия в Церкви. «Нелегко, — говорил еще Андроник, — согласить всех православных, живущих на материке и островах, и склонить на такое исправление, а праздновать Пасху по–своему только нам (византийцам) тоже было бы нехорошо». «Таким образом, император находил более удобным оставить дело так, как оно было прежде, а мне кажется, — настаивает Григора, — лучше было бы сделать наоборот».[1198] Нельзя не добавить, что взгляды Григоры разделяли потом в Византии некоторые астрономы и хронисты. К чести Григоры нужно сказать, что, по заявлению самих западных ученых, папа Григорий XIII в XVI в. произвел исправление юлианского календаря почти в том самом роде, как проектировал греческий ученый XIV в.[1199]