Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1

В заключение нашей беседы скажем несколько слов о значении византийского Общества Любителей Духовного Просвещения для своего времени. Один византийский историк говорит о единоплеменном ему народе: «Теперь тайны богословия кажутся понятными даже для самих ремесленников, и все ждут прений так же нетерпеливо, как скот — молодой травы и лугов», — замечает не очень разборчивый в выражениях историк. Случалось, что народ прямо требовал от патриарха, чтобы сам он или кто‑либо из лиц ученых непременно принимал на себя задачу публично состязаться с какими‑либо иномыслящими в вере.[1200] Это свидетельствовало, что народ византийский с большим удовольствием смотрел на публичное разъяснение в особенности богословских вопросов. И значит существование Общества Любителей Просвещения, в котором не всегда происходило спокойное чтение рефератов, но и велись споры и состязания, отвечало потребностям и склонностям публики.

Еще больше имело значение это общество как для тех ученых, которые принимали деятельное участие в нем, так и для раскрытия самых вопросов, которые обсуждались здесь. Попасть в действительные члены византийского общества любителей, т. е. быть причисленнным к кружку лиц, имевших право произносить речи и читать рефераты на его собраниях — многие ученые того времени считали великой для себя честью тем больше, что не легко и не всякому удавалось добиться этого.[1201] И недаром добивались этой чести. Если хоть наполовину есть правды в том, что говорит Никифор Григора о кружке любителей просвещения, группировавшемся около императора Андроника (а Григора называет его Академией, Лицеем и Стоей, митрополией мудрости, акрополем учености), то подобный кружок мог быть в высшей степени полезен для успехов науки, и в особенности богословия, знание которого тогда считалось необходимой принадлежностью каждого просвещенного человека, начиная от самого царя и до последнего из тех лиц, кто причислял себя к образованному классу. Во всяком случае, Григора был вполне прав, когда утверждал, что «общество ученых становится еще ученее» [1202] от участия в тех публичных просвещенных собраниях, о которых у нас речь. И это понятно: в этих собраниях принимали участие все ученейшие люди Византии, здесь поднимались и решались наиболее интересные вопросы, здесь можно было слышать много умного и поучительного, здесь происходили диспуты, успешно вести которые мог только тот из членов общества, кто обладал не только диалектикой, но и действительными знаниями. Немалое значение имели эти собрания для участников в них и потому еще, что здесь находила место свобода слова, не та свобода слова, которая без разбора почти все порицает и чернит, но та, которая помогает любителю истины безбоязненно выражать и охранять истину. Только благодаря свободе слова, допускавшейся на этих собраниях, Никифор Григора, как он сам об этом свидетельствует, мог прочитать здесь свой реферат о необходимости исправления юлианского календаря. Свободу слова, составлявшую принадлежность рассматриваемых собраний, защищали, по крайней мере в принципе, и такие византийские императоры, которые свое личное мнение даже по догматическим вопросам ставили всегда выше мнения лиц наиболее компетентных. Так, Мануил говорил своим противникам по одному богословскому вопросу: «Кто отнимал у вас свободу слова? Изгонялось ли когда‑либо ваше слово от нашего престола?». Он находил, что нет никакого удовольствия одерживать «победу над побежденным».[1203] При таких условиях истина могла выясняться в полной мере. Правда, по временам случалось, что спорившие по тому или другому вопросу делились на партии, споры затягивались на целые годы, являлась даже необходимость для несомнительного решения вопроса созывать соборы.[1204] Но эти партии никогда в своей деятельности не заходили за пределы приличий и легальности, а годы, употребленные на решение тех или других вопросов, лишь служили к тому, чтобы, так сказать, исчерпать вопросы; если же споры иногда требовали собрания целых соборов, то это свидетельствует единственно о том, что тогда люди не хотели в серьезных вопросах довольствоваться частными мнениями, а желали иметь успокоительное, вполне авторитетное решение их.