Исторические портреты

Покоробил этот ответ, переданный Сенявину с издёвкой министром Траверсе. Дмитрий Николаевич, сдерживая негодование, немедленно откликнулся: «Намерение моё есть, — писал он Траверсе, — по увольнении отсюда заехать в Петербург и, повидавшись с женой и детьми, ехать потом к маленькому моему имению в Тульской губернии; там отберу людей, годных на службу, возвращусь с ними в Москву, явлюсь к главному предводителю второй ограды, подкрепляющей первую, и вступлю в тот род службы таким званием, как удостоены будут способности мои. Наконец, буду служить таким точно образом, как служил я всегда и как обыкновенно служат верные и приверженные российские офицеры Государю Императору своему и Отечеству».

В дни Бородинского сражения Сенявин получил, наконец, ответ. Траверсе сообщал: «Его величество отозваться изволил, что и занимаемый вами пост теперь для службы нужен». Сенявин подал рапорт с прошением об отставке. Теперь он никому не был нужен. Ответ пришёл через три месяца: уволить в отставку «по прошению» с половиной пенсии.

В Петербурге адмирал обосновался в небольшом домике[22] на пустыре около казарм Измайловского полка. Летом его всегда можно было видеть, задумчиво сидящим на деревянной скамеечке у ворот. «Великий человек, — сказал о нём писатель С.Г. Аксаков, — нищий, которому казна должна была миллионы, жил в полном забвении и подлинной нужде». Семь лет Сенявин добивался выплаты офицерам и матросам положенных призовых денег за пленённые и уничтоженные вражеские суда.

Несмотря на невзгоды жизни, Сенявин не изменял себе, оставался человеком весёлого и скромного характера, отличался незлопамятностью, терпением, умел управлять собой. Дипломат П. Свиньин, сопровождавший четыре года эскадру Сенявина на корабле «Рафаил», в своих записках вспоминал: «В действиях Сенявина в продолжении четырёх лет его главного начальства над столь многочисленными силами мы видели во всём блеске силу духа и неоцененные качества сердца. К ним остаётся ещё прибавить два достоинства, необходимые для военачальника: хладнокровие и тёр пение, коими обладал он в высшей степени и коими умел покорить пламенную душу свою; к ним остаётся ещё сказать, что подчинённые его страшились более всех наказаний утраты улыбки, коею сопровождал он все приказания свои и коею принимал донесения».

К изложенному следует добавить вещие слова выдающегося флотоводца, действенные и по сию пору: «Без духа ни пища, ни чистота не делают человеку здоровье. Ему надобно дух, дух и дух. Пока будут делать всё для глаза (т.е. для смотра), пока будут обманывать людей, разумеется вместе с тем и себя, до тех пор не ожидай в сущности ни добра, ничего хорошего и полезного».

Положение Сенявина резко изменилось после 12 лет отставки с воцарением на престоле Николая I. Осознавая значение существенно запущенного флота, о чём писали царю арестованные декабристы, царь 24 декабря 1825 года распорядился о Сенявине: «Принять прежним старшинством и объявить, что я радуюсь видеть опять во флоте имя, его прославившее». Он был назначен первым из моряков генерал-адъютантом, командующим Балтийским флотом и в следующем 1826 году произведён в адмиралы.

Летом 1827 года адмирал Сенявин повёл флот в Англию, где ему следовало выделить эскадру для направления в Средиземное море для совместных действий с Англией и Турцией в защиту греческого населения от турецкого произвола.